Анна Гринь: Тиоли

— Ты что! — Мальчишка тронул меня за плечо. — Тинг, не смей. Это глупо. Ты должна быть благодарна за жизнь, которую тебе только какое-то чудо бережет. Другая на твоем месте давно умерла бы.

— Глупый, — я улыбнулась потрескавшимися от жажды губами, — я не собираюсь себя убивать. Только хочу отрезать волосы.

Мальчишка облегченно выдохнул, кивнул, вынул из тайника короткий кинжал и принялся пилить мою косу.

Киао учила меня: не привлекай внимания, не выделяйся, не давай повода обратить на себя взор. В группе рабам лучше, чем когда одного из них замечают.

Рассвет наступил удивительно быстро. Нас подняли с подстилок, пересчитали и заковали в цепи. Мои кандалы на ногах ужасно давили, но я держалась. Падать нельзя, иначе остальным придется волочь меня прямо так, в бессознательном состоянии.

«Не падать, на толпу не смотреть, плечи не расправлять», — напомнила я себе.

Время шло медленно, за рабов торговались, перекатывая на языке суммы. Хотелось улыбнуться: за меня не дадут и трех монет. Вряд ли вообще продадут. И тогда сын бывшего владельца или прикажет выстегать меня плетьми, чтобы развлечь себя в особо грустный день, или устроит травлю злыми собаками. Или…

Мужчин продали быстро. За женщин торговались с упоением, не стесняясь рассматривать. Стариков и детей скупил какой-то землевладелец, искавший ноби подешевле. И вот дошла очередь до меня и Лан — девочки, лишившейся руки из-за раны в плече.

Торговец решил сначала разделаться с девочкой, которую было продать сложнее, а уж потом приступить ко мне. Как и ожидалось, малышку Лан никто не купил, и ее отправили в клетку на задний двор.

Когда ее тащили туда, она смотрела на меня, но не звала. Знала, как и я, что не могу смотреть на нее. Скорее всего через четверть часа и я окажусь рядом с ней.

А что потом? Нас пустят на разогрев бойцовым собакам? Или затопчут лошадьми, чтобы насладиться зрелищем крови?

Я усмехнулась, когда меня выволокли вперед и стали описывать.

Знаю, что не вышла ни ростом, ни весом, ни даже красотой. Кожа да кости. Даже на себя прежнюю не похожа. Темные волосы, желтоватая, как у всех азиатов, кожа. И только глаза выделяются на фоне остальных. Светлые, золотистые. Таких я ни у кого не видела. Да и сама бы не знала, что у меня такие глаза, если бы не Киао, однажды бросившая мне в лицо вопрос о злых духах.

Хотелось рассмеяться. Глаза — все, что связывало меня с той девушкой, какой я была в прошлой жизни. Вот только тогда мне окружающие говорили, что глаза мои похожи на кошачьи…

Стоя там и чувствуя вялые попытки сторговать за меня пару ломаных монет, я все же не удержалась от кривой усмешки.

А что еще остается?..

Вдруг что-то, будто палка, уперлось мне в лоб. Как раз там, где челка закрывала глаза. Не понимая, я осторожно взглянула и увидела мужчину. Он сидел на коне. Далеко, позади торговых трибун.

Перед глазами все плыло, и мне казалось, что его внешность двоится. А потом он и вовсе выкинул что-то странное: напрягся, глядя прямо на меня, и глубоко вздохнул.

Я не следила за торгами, начала вслушиваться лишь тогда, когда услышала сумму моей продажи: десять серебром. Интересно, кто решил выбросить деньги на ветер?

К моим браслетам прикрепили цепи, а кандалы с ног сняли. Через минуту цепь передали из рук в руки, и я почувствовала натяжение, дающее понять, в какую сторону идти. Глаза слипались, хотелось согреться и съесть хоть что-нибудь. Несколько шагов я еще смогла сделать сама, но потом не выдержала, свалилась на землю, а надо мной резким ударом прозвучало недовольное:

— И что теперь? Прикажете ее тащить на себе? От нее же несет, как из выгребной ямы! — Голос я не узнала, но поняла точно, что неизвестный мужчина очень рассержен, вот только ничего с этим поделать не могла.

Сколько пробыла без сознания — не знаю. Все казалось, что меня куда-то везут на коне, перекинув через седло. А потом несут. Ну а после…

Я встрепенулась, когда меня с размаху всунули прямо в одежде в огромную бадью с горячей водой. От ужаса и жара я вскричала и замахала руками, но запястья тут же перехватили и за них же меня с силой окунули в воду. Глотнув, я начала задыхаться, но повторно испугаться не успела — через миг моя голова уже была над поверхностью. Отплевываясь и пытаясь что-то рассмотреть за текущими с челки ручьями, я моргала и кашляла, не зная, что происходит.

— Так, — велел мне все тот же голос, — сейчас ты моешься. Рядом еще одна бадья… И смотри мне, чтобы от тебя не воняло, как от помойки. Поняла?