Мария Семенова - Чёрная звезда

В пластинке на всю её толщину были прорезаны двенадцать знаков почти забытой староснагской азбуки. Совершенно нелепое, ничего не значащее буквосочетание.

– Ладно. – Славко подошёл, прищурился, закрыл глаза. – Если что, поправь.

И не торопясь, тщательно выговаривая звуки, увиденное повторил. Это было легко.

– С тобой приятно иметь дело, альв, – сухо заметил змей, бережно убрал пластинку и вытащил граненую бутыль. Ловко наполнил чару, взвесил на руке, протянул Славке. – Пей, дорога длинная. – Встретил недоумённый взгляд и ещё шире раздвинул губы. – Значит, ты никогда не пил напиток забвения? Его также называют «райское вино». Выпьешь и будешь видеть только дивные сны – ни страхов, ни печалей, ни тревог. Как на небеса попадёшь… Я бы сам с радостью выпил, да только нельзя. Глотай, не отрава… Чем меньше ты увидишь, услышишь и узнаешь, тем будет лучше для всех. Ведаешь ли, какие палачи у… – Он резко замолчал, нахмурился, взмахнул когтистой рукой. – Не сомневайся, пей давай.

И Славко выпил, не отрываясь, до дна, благо напиток был прохладен и весьма приятен на вкус. А потом – как не выпить, раз день такой райский задался? Вначале «кущи», теперь вот вино… Ох, не обернулось бы напоследок адским огнём…

Чаша опустела – и Славко вдруг узрел нежный розовый свет, окрашивающий край неба. Пели птицы, приветствуя восход; цветы струили дивный аромат; добрый, как материнская рука, ветер ласкал листву, и она шептала в ответ… Священная роща встречала новый, несущий радость день, а в самом сердце звучал родной голос Кудесника: «Пойми, Славко, это всё не снаружи тебя, ты сам внутри этого, малая его часть. Коли осознаешь всей сутью, что внешнего нет, найдёшь дорогу к Небу, вернее, найдёшь его в себе. Нет ни вер, ни пророков, ни народов, ни границ – есть только Небо и мы, кровные братья…»

Так и просидел бы всю жизнь, внимая благодати, наполняя голову несказанной мудростью, а сердце безмерной любовью… Если бы да кабы! Голос Кудесника начал слабеть, трели птиц потихоньку затихли, а ромат цветов сменился не слишком приятными запахами… и Славко проснулся. Словно опустился с небес на грешную землю, вернее, в самые недра её.

Он сидел в каком-то странном подобии телеги, влекомый огненно-красным зверем, рогатым, жутким на вид. Рядом тряслись на лавках давешний змей, плечистый слуга и ещё кто-то тщедушный в длинном плаще, спустивший капюшон до самого подбородка. Был и возница. Сгорбившись, он сидел к ним спиной, помахивал кнутиком. А катилась телега по ухабистой дороге меж обломков рыжих скал, гладких, точно оплавленное стекло.

Дополнял картину мрачный ржавый свет, скудно изливавшийся с неба, на котором, между прочим, не видать было Змеиного глаза – лишь призрачно мерцающая пена недвижимых облаков…

А вот что служило причиной странного и мерзкого запаха, было не ясно. Как будто где-то раздавили огромного, напившегося крови клопа.

– Проснулся, альв? – посмотрел змей на Славку, кашлянул, опустил глаза. – Завидую, ты проспал почти всю дорогу… – И тронул тщедушного за плечо. – Долго ещё?

Сразу чувствовалось, кто здесь главный.

– Да нет, твоя доблесть, почти приехали. – Тщедушный, видимо в знак почтения, откинул капюшон и бесцветным голосом пояснил: – Сейчас проедем Вонючий ручей, ну тогда и… начнётся…

Лучше бы он свой капюшон не снимал. Его голова, лицо, уши, глаза были страшно изуродованы. Причём не оружием или огнём, – похоже, он таким и родился. Материнская утроба извергла его в язвах и струпьях, со сплющенной головой. И как ещё только жив да разумные речи ведёт?

– Я же велел тебе не упоминать мой ранг, – недовольно буркнул змей.

Дальше телега покатила в молчании, только хрустела под колёсами спёкшаяся в стекло земля да порыкивал красный зверь, когда ему перепадало кнутом.

Скоро, как и обещал тщедушный, показалась покрытая коричневым лишайником скала, потом дорога обогнула болото, ну а уж Вонючий-то ручей ещё издали объявил о себе. Кто сказал, будто реки на первом уровне невыносимо смердели тухлыми яйцами?.. Какое там, они дышали свежестью, они благоухали… Настоящая вонь – вот она, здесь.

– Ну и запах, аж скулы сводит, – мрачно заметил змей, когда телега по ободья заехала в мутную воду. – Когда же там всё догниет-то до конца?

– Да кто же его знает. – Тщедушный вздохнул. – Хранилище-то, сам знаешь, твоя доб… ой… в общем, под завязку было забито. Когда вдарили…

На самой середине ручья телега встала. Невыразимо смрадный воздух наполнило жадное бульканье. Это рогатый красный зверь окунул в воду украшенную бивнями морду и принялся блаженно лакать. Весь вид его говорил – пока своё не возьму, с места не тронусь. Кнут там не кнут…