– Ффлевддур был не прав, – пробормотал Тарен, – Волшебство заключено не в гончарном круге. Если оно и есть, то сокрыто в самом гончаре.
– Не сокрыто здесь никакого волшебства, – откликнулся Аннло, не отрываясь от работы. – Дар – возможно. Но дар, который взлелеян неустанным трудом.
– Если бы я мог сделать вещь такой красоты, любой тяжкий труд был бы мне в радость, – вздохнул Тарен.
– Тогда садись, – просто сказал Аннло, освобождая Тарену место за гончарным кругом. – Попробуй мять и лепить глину сам. – На протесты Тарена, опасавшегося испортить наполовину сделанный сосуд, гончар только рассмеялся. – Ты, конечно же, испортишь его. Тогда я брошу его обратно в корыто, смешаю с остальной глиной, и рано или поздно она послужит мне снова. Запомни, все на свете теряет форму и обретает ее опять.
– Но та частица труда, то искусство, которое ты вложил в этот сосуд, ведь будут потеряны навсегда, – возразил Тарен.
Гончар покачал головой.
– Не совсем так. Мастерство не похоже на воду в глиняном горшке, которую вычерпывают ковшом до донышка, пока горшок не будет пустым. Нет, чем больше вычерпываешь, тем больше остается. Мастерство прибавляется по капле, Странник. А теперь смотри внимательно. Руки ставишь так. Ладони раскрыты. Большие пальцы — сюда.
В первое мгновение Тарен почувствовал, как глина просачивается сквозь пальцы, утекает, оседает под ладонями. Но вот она послушно собралась и закружилась в его руках, задышала, чуть заметно распирая ладони. И сердце Тарена забилось от радости. Гордость от того, что он выковал свой собственный меч и соткал плащ своими руками, померкла перед новым его открытием, перед безмерным счастьем творения, от которого ему хотелось петь и кричать. Но в последний момент руки его дрогнули, и выпестованная ладонями глина покосилась. Аннло остановил круг. Первый сделанный Тареном сосуд был таким уродливым и кривобоким, что, несмотря на огорчение, он сам не удержался от смеха.
Аннло хлопнул его по плечу.
– Неплохо, Странник. Первая чашка, которую я сделал, была ни на что не похожа… и, пожалуй, хуже твоего уродца. Ты почувствовал глину. Но до того, как ты научишься ремеслу, ты должен изучить ее. Вырой глину, просей через решето и вымеси, познай ее характер лучше, чем характер самого близкого друга. Затем растолки пигменты для глазури, пойми, как ведет она себя в пламени печи при обжиге.
– Аннло Велико-Лепный, – тихо, с мольбой сказал Тарен, – ты научишь меня своему ремеслу? Это дело мне по-настоящему по душе.
Аннло колебался несколько мгновений, пристально вглядываясь в Тарена.
– Я могу научить тебя только тому, чему ты сможешь научиться, – промолвил гончар. – Как долго это будет продолжаться, покажет время. Оставайся, если у тебя есть желание. Завтра же и начнем.
Двое друзей уютно устроились на ночь в удобном углу гончарного сарая. Гурджи свернулся на соломенном тюфяке, но Тарен не мог уснуть и сидел, обхватив колени руками.
«Странно, – размышлял он, – чем больше я узнаю народ Коммотов, тем больше я их люблю. Каждое селение здесь привлекательно по-особому. Но Коммот Мерин приворожил меня с первого взгляда. – Ночь была теплой и тихой. Тарен задумчиво улыбался в темноте. – В тот момент, когда я увидел его, я подумал: вот то место, где я бы с удовольствием жил. И что… что даже Эйлонви могла бы быть здесь счастлива».
Он прислушался к тишине ночи. Она жила почти неуловимыми звуками.
«А когда мои руки на гончарном круге Аннло дотрагиваются до глины, – продолжал он, – я начинаю думать, нет, я уверен, что буду считать себя счастливым, если стану гончаром. Ни в кузнице, ни за ткацким станком не было со мной такого. Это как будто я могу говорить пальцами, будто могу вылепить то, что таится в моем сердце. Теперь я понимаю, что имел в виду Аннло. Нет разницы между ним и его работой, его творениями. Он вкладывает себя всего в глину и дает ей жизнь, вливая в нее свою собственную жизнь по капле. Если бы мне тоже научиться делать это…»
Гурджи посапывал. Усталый, он уснул мгновенно. Тарен улыбнулся и натянул плащ на плечи Гурджи.
– Хорошего и спокойного тебе сна, дружище, – сказал он. – Кажется, мы добрались до конца нашего путешествия.
Все последующие дни гончар учил Тарена вещам не менее важным, чем работа с самой глиной: как искать и находить нужную землю, как определить ее строение и качество, как смешивать различные глины, какие вводить добавки. Гурджи не отставал от Тарена ни на шаг, помогал ему во всех делах, и вскоре его лохматая шерсть так пропиталась пылью, перемешалась с глиной и покрылась пятнами глазури, что он и сам стал похож на необожженный глиняный горшок, поставленный на пару худых ног.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу