Лей Бардуго - Портниха

Войдя в березовую рощу, я замечаю пару опричников на страже, скрытых в тени деревьев. Никак к ним не привыкну. У них свое братство, и они держатся в стороне от всех. Эти люди никогда не общаются с Гришами или придворными.

Когда мы, наконец, доходим до нужного места, Дарклинг как раз выходит из бани и надевает чистую рубашку. На него действительно приятно смотреть: мускулистое тело, бледная кожа с каплями пара.

Он проводит рукой по влажным волосам и подзывает меня к себе.

— Как она?

— Лучше. Попросила, чтобы ее выписали из лазарета.

— Даю согласие, — он кивает Ивану. Сердечник без лишних слов уходит выполнять задание и исчезает среди деревьев.

Дарклинг забирает свой кафтан у опричника и надевает его. Я подстраиваюсь под его шаг, и мы идем по одной из узких тропинок через рощу.

— Что еще? — спрашивает парень.

— Прошлой ночью к ней наведался аппарат и трепался о Святых и спасителях. Как я поняла, он либо пытался запугать ее до обморока, либо наскучить ей до смерти.

— Похоже, мне придется побеседовать с этим священником.

— Я сказала ей, что он безвреден.

— Едва ли, — хмыкает Дарклинг, — но он — доверенное лицо короля. Пока это всё, что имеет значение.

Наступает неловкое молчание. Мы выходим из-за деревьев на грязную дорогу, ведущую к тренировочному залу и конюшням. Дарклинг знает, что это еще не вся информация, но я пока не готова ей поделиться.

В это время дня здесь всегда пусто, не слышно ни звука, кроме фырканья лошадей в стойлах. В зимнем воздухе пахнет конским потом, навозом и сеном. Я морщу носик. Стоит немного отойти от Малого дворца, как попадаешь в сельскую местность!

В западном стойле — шесть одинаковых вороных коней. Их всегда запрягают в экипаж Дарклинга. Дойдя до ограждения, парень тихо свистит, и один из коней трусит к нам, подергивая шелковой гривой.

Я достаю клочок бумаги из рукава и вручаю его Дарклингу.

— Снова письмо следопыту, — говорит он без всякого удивления.

— Она боится, что его убили в битве, но пока не внесли в список умерших, — я мешкаю, а затем добавляю: — Еще мне кажется, что она боится, что он жив и забыл о ней.

Он изучает бумажку, после чего возвращает ее мне. Затем гладит длинную бархатную лошадиную морду.

— Что мне ей сказать? — спрашиваю я.

— Правду, — он поворачивается ко мне. — Скажи ей, куда перенаправили мальчишку.

— Она подумает…

— Я знаю, что она подумает, Женя.

Я прислоняюсь к ограждению, повернувшись спиной к загону, и начинаю теребить бумажку. Дарклинг что-то тихо нашептывает коню, но я не могу разобрать слова.

Я боюсь встречаться с ним взглядом, но все же набираюсь храбрости спросить:

— Тебе совсем на нее плевать?

Повисает короткая пауза.

— Что ты в действительности хочешь знать, Женя?

Я пожимаю плечами.

— Она мне нравится. Когда это все закончится…

— Хочешь знать, простит ли она тебя?

Я провожу пальцем по кривоватым строкам, написанным рукой Алины, по острым и косым буквам. У меня уже очень давно не было такой подруги.

— Возможно, — тяну я.

— Не простит.

Подозреваю, что он прав. Я бы не простила. Просто не думала, что для меня это будет иметь такое значение.

— Решай сама, — говорит он. — Я прикажу принести письма тебе.

— Ты их сохранил?

— Отправь их. Верни ей. Делай то, что считаешь нужным.

Я внимательно присматриваюсь к нему. Все это кажется какой-то уловкой.

— Ты же не всерьез?

Дарклинг оглядывается на меня через плечо, пронзая своими серыми очами.

— Старые связи, — говорит он, в последний раз похлопав коня и отталкиваясь от ограждения. — Алине от них никакого проку. Они лишь привязывают ее к той жизни, которой больше нет.

Бумага начинает рваться под моими пальцами.

— Она страдает.

Дарклинг быстро касается меня рукой, и я замираю. Его сила проникает в мое тело речным потоком и успокаивает. Лучше не думать о том, куда меня может занести это течение.

— Ты тоже страдала.

Он оставляет меня у загона, а я продолжаю стоять, разворачивая и вновь сворачивая бумагу с именем следопыта.

***

Королева действительно устраивает праздник. Переобувшись и избавившись от запаха конюшни, я обнаруживаю ее сидящей за туалетным столиком, пока служанка укладывает ей волосы. Были времена, когда она никого не подпускала, кроме меня, чтобы подготовиться к выходу в свет.

— Женя справляется с этой задачей лучше любой из вас, — говорила она, прогоняя прислугу. — Принесите нам чай и что-нибудь сладенькое.