Майя Тобоева - Дева гор

Двор был пуст, дверь распахнута. Потемневшая от времени ручка из дубленой кожи помнила тепло рук Нэкэ. Но все ушло безвозвратно. Прежней жизни не вернуть. И ушедших тоже… Пока она стояла так, из чана для воды высунулась взъерошенная головенка. Бэттэ! Вытащив его оттуда, Эйки прижала мальчонку к себе. Как же он похож на своего старшего брата! Брата, которого никогда не увидит. А подрастет — вспомнит ли? Нет, слишком мал. Не вспомнит он ни Нэкэ, ни Ничила.

Однако предаваться раздумьям было некогда. Эйки припустила бегом, взвалив дитя на закорки. Но долог путь к убежищу, тяжело карабкаться с ношей по узким каменистым тропкам, перебираться через холодные ручьи. Мокрый подол тяжело лип к ногам, лицо заливал пот. Обессилев, валилась Эйки на землю, а малыш, обхватив ее за шею, молча сопел, не плакал. Отдышавшись, она заставляла себя вставать и идти дальше, но ноги уже не держали ее, когда заросли кустов впереди раздвинулись, и оттуда выскочила Дараппан:

— Хвала Белоликой, ты его нашла! А где Йару?

Она остановилась, задохнувшись. Йару! Йару остался там один…

Кто-то подбежал, подхватил малыша:

— Эйки, не стой, пошли!

Сил хватило на то, чтобы помотать головой. Она должна вернуться назад. Должна найти Йару.

Сколько времени прошло, Эйки не знала. Замерев, прислушивалась к доносившимся из покинутого селения звукам, но слышала лишь стук своего сердца, пойманной птицей бившегося в горле.

То, что она так отчаянно хотела и боялась услышать — крик Йару — донесся со стороны колодца. Рванулась туда и увидела их: полуголые, бегали они, обливая друг друга водой, как проказливые мальчишки. Один внимательно изучал колодезную кладку, водя по ней пальцем. Трое вразвалку шли со двора Харанач, таща задушенных кур. Остальные валялись поодаль на земле, подставив солнцу сильные загорелые тела. Доспехи и оружие лежали в стороне. Они никого и ничего тут не боялись. Да и кого им было бояться…

Чуть левее колодца четверо воинов окружили Йару: он пытался вырваться, но весело гогочущие чужаки стояли стеной. Йару попробовал боднуть одного лбом, — тот, рассмеявшись еще громче, отшвырнул его от себя. Йару упал. Не помня себя, Эйки ринулась к нему. От собственного крика звенело в ушах…

Беготня у колодца прекратилась. Лежащие приподняли головы. Грубые обветренные лица — молодые и не очень. Глаза, шарящие по ее телу. Внутри все сжалось от страха. Сейчас они кинутся на нее, как волки на отбившуюся от стада овцу…

И тут с негодующим воплем: «Зя!» — вскочил на ноги возившийся в пыли Йару. Волосы всклокочены, одежда изорвана, нос запачкан чем-то темным… Кровь! Метнулся к оружию, схватил тяжелое копье и, неловко держа его, двинулся на чужаков. Алчущий крови наконечник, выкованный за морем, тускло блеснул на солнце. Словно сверкнули клыки ощеренной волчьей пасти…

— Йару! Брось его, брось!

Кто-то схватил ее сзади, — горячее дыхание мужчины, лица которого она не видела, обожгло шею, а Йару, упрямо нагнув встрепанную голову, шел на врага, и впервые не было улыбки на его лице.

Не успел замереть ее крик, как один из волков молниеносным движением вырвал у неуклюжего Йару копье. То, что произошло в следующее мгновение, она не увидела, а услышала — чавканье металла, пронзающего живую плоть…

Во взгляде Йару не было ни боли, ни ужаса, только удивление. Точно так же он смотрел, получая от мальчишек тычки, — и молча упал, едва волк выдернул копье из его груди. Удерживавшие ее руки разжались, и она бросилась к беспомощно распростертому телу. Бросилась и напоролась на удар, — рослый воин бил вполсилы: зачем убивать девчонку, когда с ней можно вдоволь натешиться, а то где найдешь в этом диком краю баб? Распаленный взор, хриплое от вожделения дыхание — вот-вот шагнет к ней, сорвет платье…

Внезапно он замер. Все замерли.

— Гэрг! — вырвалось одновременно из множества глоток. — Гэрг…

Огромными прыжками к ним мчался Одноглазый, а волки заворожено смотрели на него и не трогались с места.

Молча, стремительно бросился он на убийцу Йару, и, сцепившись в смертельном объятии, рухнули оба на землю. Хрип из оскаленного рта и хрип из оскаленной пасти… Пес, в чьих жилах текла волчья кровь, метил в горло, в ходящий ходуном кадык, но противник выставил вперед защищенное наручами предплечье. Челюсти Одноглазого сжались, однако вдавленный им в землю двуногий зверь изловчился выдернуть из ножен на поясе кинжал. В мертвой тишине снова раздался чавкающий звук входящего в живую плоть железа, и могучий пес в агонии заскреб лапами по залитой кровью земле…