Федор Чешко - Урман

— К берегу, — сказал он. — Там оба — и твой, и этот. И Ковадло там — стережет.

— Костер какой-никакой там развели?

— Развели.

— Хорошо…

Кудеслав покосился на ушедшую было вперед Векшу, окликнул ее:

— Ты… покуда здесь будь. Или там, где все, — возле челнов. А мы скоро…

Все действительно получилось скоро. И легко — даже костер не понадобился. Вот только ничего особо для себя нового Мечник от полоняников не узнал. Почти обо всем рассказанном (во всяком случае, почти обо всем главном) он уже и сам успел догадаться.

А вот Белоконь…

Нет, он тоже не удивился.

Волхв мудр, и он волхв; еще до начала событий нынешней черной весны он наверняка видел и знал многое, очень многое. Почему же, выслушав полоняников, хранильник так помрачнел?

Неужели он не догадывался?

Или догадывался, но боялся верить своим догадкам, просто не мог им верить, а тем более — делиться ими с кем-либо?

Наверное.

Ведь если такое и о таком человеке рассказать даже близкому другу, а потом окажется, что неправда, ошибка…

На мысе-когте, забирая скудные останки родовичей, волхв велел Кощею отвести мокшан в их град и воротиться в общину с Велимиром и сыном Звана.

Потом вышло так, что Мечник и Белоконь на несколько мгновений остались одни в очаленном к берегу челне — Векша незаметно ушмыгнула в кусты, а гребцы, перебивая друг друга, орали возле потухающего костра, рассказывая проведшим ночь на мысе родовичам, как выслеживали и побеждали супостатов.

Вот в эти-то мгновения Кудеслав спросил по-прежнему хмурящегося Белоконя:

— Скажи… А ты не мог про все ведовством дознаться, пораньше? Ну, что случатся этакие беды? И упредить… Неужели же боги…

— Боги и духи-охранители знают все, — тихо сказал волхв. — Но они не всегда соглашаются посвящать в свои знания людей. Помнишь, я при всех стариках пробовал в общинной избе? Помнишь, что из того получилось? Я мог помогать вам, но не как хранильник — просто как человек. Мог, ан не смог…

— А почему ты взял сторону общины? То все «вы» да «вы», а тут вдруг…

— А ты почему? — Белоконь прищурился ему в глаза. — То все: «Родовичи меня отторгают, обижают, Урманом кличут!» А тут вдруг…

Кудеслав растерялся.

— Мало ли кто отторгает, — промямлил он наконец. — Не отторгли же! Род-то покуда мой…

— А его, злоумыслителя этого, род извергнул, что ли?

Еще несколько мгновений колол волхв Мечниковы зрачки своим насмешливым прищуром. Потом, так и не дождавшись ответа, вдруг сник и потупился.

— Не так-то уж я вам и помог, — глухо сказал он. — Наоборот: не будь моей глупости, может, и не дошло бы у вас до оружной распри. Но пойми — не поверил я, ни единому слову я не поверил, когда этот сморчок мокшанский прислал ко мне гонца с известием, будто в гнилой балке чужие люди живут. То, понимаешь, враны железноносые, то люди без голов, то люди с оружием… Не поверил. Сказал: не мое дело, Яромира лучше предупреди. Действительно, отчего ж он меня-то?!

Мечник горько помянул про себя косноязычие старого мордвина. То есть не косноязычие, а… Да леший с ним, вовсе не важно, как это называется. А вот назови мокшанский старейшина наконечник наконечником, не пришлось бы Кудеславу зря обидеть Ковадло. А то: «набалдашено»… Эх!

Вслух же он другое сказал:

— Я растолкую, почему мордвин упредил именно тебя. Богов наших они не чтут, но ты сам у них считаешься вроде лешего — даже имя твое вслух говорить боятся. Он думал, ты этих чужих выживешь.

— Он думал! — Волхв раздраженно вскинул руки к ясному небу. — А я что думать был должен? Помнишь, с чего они запрошлогоднюю свою каверзу начали? Помнишь, как перед самым мордовским приступом едва ль не полграда вашего подались искать озеро, где воды меньше, чем рыбы? И я им после этого верь? — Волхв опять сник, принялся бесцельно теребить усы. — Вот я и не поверил, — сказал он тихо. — А потом и вовсе забыл. Только когда недавно шли приступать к ихнему граду — вспомнил. Так что считай, будто всем вашим нынешним бедам причина одна: я. Видать, зажился старик. Пользы никакой принести не умеет, а уж вреда от него… Пора, видать, в Навьи старому дуралею… — Типун тебе… — буркнул Мечник.

Когда челн подошел к общинному причалу, там уже собралась немаленькая толпа. Гребцам и прочим даже не пришлось выпрыгивать в воду. Не успело днище коснуться прибрежного ила, как десятки рук, вцепившись в борта, выволокли на сухое челн со всем его содержимым вместе.

Пользуясь затеявшейся неразберихой, Кудеслав с Белоконем выбрались из толпы и, чуть отойдя, огляделись.