Вера Окишева - Когда в сердце пылает любовь

Я сжала кулаки, затем поклонилась и пошла прочь. Никогда он мне не нравился. Нос к небу постоянно задирает, и всё время ко мне цепляется. Манеры ему мои не нравятся, поглядите‑ка на него, а как по лесу на пауках со мной кататься, так этикет ему всё позволял. Как у гномов бороды стричь, пока те спят, так тоже всё в порядке, а тут ответить не может, лопнет от своей гордости. Закусив губу, направилась к себе в комнату, надоело всё. И маскарад этот, и тайны эти. Что делать с любовью, от которой больно в груди, я не знала. Я так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу сообразила, что угодила в ловушку. Хилмидир преградил мне дорогу. Оставалось‑то мне всего ничего — одна лестница и поворот. За спиной оказался Лесновэль, и лица у обоих были, мягко сказать, пакостными.

— Поговорим? — обманчиво ласково спросил меня Хилмидир.

— Поговорим, — отозвалась, вспоминая, как Хани так же не раз вызывали на поединки, причём без правил и запретов. Двое на одного, как мило. Интересно, а они сразу вдвоём нападут, или всё же по одному?

И вот стоим в коридорчике. За окном солнце светит, птички поют, а я тут не знаю — бояться или жалеть их. Зла во мне было много, очень много, захлебнуться можно. Разминка мне не помешала бы, да и урок преподать соседям тоже. И хоть бы одна живая душа вышла в коридор, давая шанс избежать неприятностей. Ведь Хани меня просил, а я слово дала, но, видимо, не судьба мне быть эльфом своего слова. Не сдержу его очередной раз. Грустно вздохнула, развернулась к Лесновэлю, жестом приглашая его на улицу. На плацу самое место помахать мечами. Северяне шли ровным шагом, словно меня под конвоем вели в укромное место через парк, потом мимо озера, пока не оказались на небольшой поляне.

Там‑то Хилмидир и толкнул меня в спину, а Лесновэль, выхватив меч, начал говорить. Поговорить же пришли, а оружие в руках — это для убеждения.

— Мы заметили, ты любишь мужчин. А мы таких, как ты, терпеть не можем. У нас на севере таких топят сразу, чтобы не позорили эльфов. А ты смеешь осквернять нашего владыку.

— Что? — удивилась я, не понимая, чего им от меня надо. — Я думал, ты из‑за бедра злишься. При чём тут владыка?

— При том, что ты сальными глазками на него смотришь, а с другим вообще обнимаешься, мило воркуя.

— Думаешь, мы не заметили, как ты то с одним, то с другим, — надменно начал обвинять меня Хилмидир. — Теперь ещё и к владыке захотел!

Северяне на меня кричали, сжимая рукояти своих мечей, а я отступала от них, недоумевая.

— Слушайте, я вас не могу понять. Вам чего надо от меня? Реванш? Давайте, я не против доказать, что вас сильнее. При чём тут обнимаешься и владыка? Вы о чём, вообще? Он вам что, нравится? Влюбились в него?

Я, если честно, не готова была к таким конкурентам. Видимо они тоже поняли, что владыка не для них, но оскорбились и бросились на меня вдвоём, ругаясь гномьими крепкими словечками. Я же выхватила меч, встала в стойку, сделала первый шаг и побежала навстречу.

То же самое утро

Утро добрым не бывает, — так гласила мудрость Древних. Тантрион в поту проснулся, с трудом вырываясь от липких лап кошмара, который преследовал его всю ночь. Рассвет только занялся у самого горизонта, а владыка уже искупался в бассейне. Мысли о Зрамине навеяли страшный кошмар, в нём Тантрион, как обычно, целовался с Хэни на склоне у северного побережья. Только там были такие живописные места: кругом океан, куда ни кинь свой взгляд, малиновые закаты, крики чаек и каменистые скалы.

Владыка, как обычно, держал свою невесту в объятиях, лёгкими поцелуями покрывая её розовые губки, как вдруг Хэни превратилась в дерзкого северянина, который с таким же восторгом смотрел на него, как и невеста. Владыка испуганно оттолкнул от себя ледяного эльфа и тот сорвался с обрыва. Тантрион в ужасе глядел, как вниз падал уже не Зрамин, а его Хэни. Громко крича, она звала его, а он… Он прыгнул за ней следом, протягивая руку в попытке дотянуться до неё, но высокие волны первыми приняли её в свои объятия, и на этом сон оборвался предсмертным криком Хэни, а сам владыка подскочил на кровати в холодном поту.

Беспокойство за юную Ясил всё больше снедало душу Древнего. Куда она запропастилась? Хорошо одно, что она в столице, раз Хани никуда не уехал. Но отчего не хочет вернуться домой? Из‑за родителей, из‑за осуждения? Если бы не память о почившей жене, то Тантрион давно бы привёл Хэни во дворец, как хозяйку своего сердца. Но Ириадил ревновал отца, не верил, что любовь молодой Ясил продлится вечность, как ему обещал отец.