И позволил солнцу, текущему в жилах, свободно выйти наружу…
Два солнца горело теперь в этой пустыне. Но одно уже не выдерживало конкуренции, клонилось ко сну — свет от Ашхарата был ярче, ласковее.
Если бы эту картину узрел Джерард, который видел не одну пустыню в своей жизни, он бы предположил, что тепло, идущее от тела мага, заставляет черную горючую жидкость выступать на поверхность песков подобно тому, как пот выступает на человеческой коже. И она ручейками начинает стекаться к этому теплу.
Джерард был бы логичен и даже поэтичен, но неправ.
Рэми ни разу не бывала нигде, кроме Сеттаори, но истину уловила мгновенно.
Кобры. Гадюки. Змеи всех видов и всех названий. Длинные, короткие, толстые и тоньше нити, яркие и серые, быстрые и лениво-медлительные, с разной скоростью, с разным шипением или вовсе беззвучно, но именно они, создавая иллюзию ручейков, сползались сейчас к Ашхарату со всех сторон. Он просто стоял, даже открыв глаза, улыбался немного сонно, и Рэми, проглотив колючий, как еж, ужас, все-таки заметила, как он в этот момент красив.
В эти три минуты она боялась только змей, но не Ашхарата.
Потом счастье кончилось.
Ашхарат перестал лучиться теплом и светом, что-то выкрикнул, хлопнул в ладоши — и змеи исчезли.
— Я ответил на твой вопрос? — сказал он, поворачиваясь к Рэми.
— Д-да, — запинаясь, ответила она. — Ты маг?
— Я маг, змейка. Но помимо всего прочего — я им брат.
Снулая, пригревшаяся, сытая кобра на ожерелье Ашхарата приподняла красивую голову и приветственно мелькнула черным раздвоенным языком в сторону Рэми. Опоздала, сестренка. Все остальные уже поздоровались. Эх, соня.
На этот раз Рэми благополучно успела продержаться в обмороке до самого рассвета. Все это время магу было нестерпимо скучно, и он просто не знал, куда себя деть. Но все-таки совершил полезное действие, продумав следующий день. Ах, как жаль, что личное время Иноходца в Межмирье бежит гораздо быстрее, и там прошло всего лишь несколько часов. Интересно, он жив? Ашхарат несколько раз вслушивался, и музыка подсказывала — жив.
Невольная гордость охватывала Змеелова. Надо уметь правильно выбирать себе врагов!
Джерард был жив, но измотан. Ему так и не удалось отойти от границы, а стражей не становилось меньше. Возможно, на самом деле они — бессмертные порождения Межмирья, такая же иллюзия, как и все остальное? И Иноходец тоже иллюзия, только приглашенная. Гастролирующая.
Чем яростнее он сражался, тем безумнее становился захлебывающийся ритм его сердца, и тем больше стражей приходило. Ведь это будет продолжаться бесконечно! От них не скрыться ни на одной тропе, ибо все тропы принадлежат Межмирью. У каждой тропы есть своя мелодия, но и они тоже сочинены Межмирьем. Гениальный, но завистливый композитор — не желает слышать тут никаких звуков, кроме собственных.
У каждой тропы своя мелодия.
Джерард остановился, просто застыл, не взирая на рычащих вокруг тварей.
У каждой мелодии — есть своя тропа? У каждой?
Ах, ты шельма!
Неужели все это время я потерял зря?
Нет, не зря. Оно было необходимо, чтобы понять. Чтобы признать ситуацию безвыходной, а потом найти этот лежащий на поверхности ключ.
Находившийся в нем самом. Проклятая розовая, бесстенная уродина! Глупое, ревнивое чудовище! Все до меня, и Эрфан, и учитель его Аральф, свято чтили твои «традиции», и верили, что сердце — гибель для Иноходца, а потому избавлялись от этой «гибели» беспрекословно.
Сердце Иноходца — гибель для тебя, уважаемое! Тайный ход, которым пробираются в крепость захватчики, а потом становятся королями.
Червоточина в яблоке. Ну, принимай червячка!
Джерард вздохнул и, стараясь не слишком отвлекаться на прыгающих стражей, начал успокаиваться. Ему нужно было услышать четкий ритм собственного сердца. «Ритм сердца — гибель для Иноходца. Ты шагнешь мимо тропы и навеки исчезнешь». Да. Мимо любой тропы — да. Кроме своей единственной.
Дай мне Гард, чтобы это оказалось правдой, а не догадкой-бредом, внушенной желающим развлечений Межмирьем.
Сквозь полуопущенные ресницы Джерард видел блики, расходящиеся от бесчисленных троп.
А потом увидел и ЭТО. Алую, тонкую, вздрагивающую ниточку, не тропинку — строчечку, похожую на вышивку Рэми. У себя под ногами. Она всегда была под его ногами. Просто он был очень и очень глуп. И слеп.
И стоило ступить на эту тропку, как стражи завыли. Так воют в деревнях собаки по покойнику. Стражи сетовали о добыче, которая ускользнула навсегда. Межмирью доступны все ритмы и лады, кроме ритма живого человеческого сердца.
Читать дальше