Ольга Ксенофонтова: Иноходец

На ее ладонь переливающимся сказочным водопадиком хлынули бриллианты, изумруды, рубины…

— Какой ужас, — прокомментировала Моран, к которой к первой всегда возвращался дар речи. — Вот это рожа!

— Однако, вот это щедрость! — парировала сестричка Гэйл. — Пять секунд кошмара — и целое состояние в руки.

Поверх самоцветов ложится со звяканьем золотая брошка-пчелка. Бьянка понимает, что это значит, и все понимают, но успевают только проводить взглядом молниеносно сбегающую по той же лестнице Джорданну.

Дробный топот копыт и стук колес — отъезжает двуколка кучера, который всегда дежурит у кабаре.

— Думаешь, догонит? — скривилась Маранжьез. — И что? До первого церковного дворика! С такой-то физией на костер в три счета.

— Не злись, Map, — вздохнула Эметра, — морщины появятся.

На этой скорбной ноте Бьянка очнулась, поморгала, спрятала в мешочек камни и погнала отару разблеявшихся подопечных в танцзал.

Маранжьез задумчиво почесала в затылке и мысленно пожелала Джорданне удачи, и трижды удачи.

Бывают ли счастливые боги? Наверное, нет.

Полубоги — иногда бывают.

Я счастливый полубог. Слепец, которому был подарен один день прозрения. День, оправдывающий ничтожное существование «до» и бессмысленное прозябание «после».

У меня был враг. Он не выжил, не мог выжить, и хоть не я тому причиной, я благодарен за то, что он — был. Слава тебе, последний из Иноходцев. Порой мне кажется, что мы связаны. Что в тот миг, когда я поднимаю руку, ты тоже поднимаешь ее, и когда виски стискивает печаль, принявшая вид бесконечной боли, ты тоже не можешь взглянуть в этот миг на яркое солнце. Но как можно обладать одной судьбой с уже мертвым?

У меня был миг падения, миг бессилия. Это такой восхитительный подарок для всемогущего и прекрасного существа. Я, Ашшх-Арат Змеелов, присутствовал при рождении и гибели Богини. И не посмел приблизиться к ней. А он — посмел.

Народец возносит хвалы Солнцу за то, что возвратившийся правитель стал так добр, хотя и печален. Глупые люди.

Я не добр, я просто безразличен, я мертвое тело. Ашшх-Арат Змеелов навеки там, в Межмирье, в том крошечном отрезке времени, когда человек вознамерился защищать богиню, а она предпочла погибнуть, но не принять его помощь. И я там лишний, но даже зрителем быть уже много, очень много.

На песке — тень. Маленькая, тонкая тень. Это прислужница из храма надеется, что наблюдать за мною можно незаметно. Она приходит сюда каждый вечер посмотреть, как я играю. Теперь только посмотреть. Ибо это не для нее пальцы и губы сына Черной Кобры терзают ни в чем не повинную тростинку. Прислужница не должна слышать музыку, посвященную богине — и вот вчера внезапным всплеском раздражения я сделал малышку глухой. Думаю, она поняла, что случилось, но продолжает приходить. Даже если бы тебе удалось хорошо спрятаться и скрыть свою тень, настойчивая смуглянка — в воздухе все равно разлит пряный запах твоей жалости ко мне. Странное чувство ты выбрала, чтобы испытывать его к полубогу.

Сегодня ты ослепнешь.

Мне просто интересно, придешь ли ты тогда в ночи к моему ложу, чтобы дотронуться до меня?

Ночами мне снится музыка, и я тщетно пытаюсь воспроизвести ее на флейте. Мелодия рядом, но все же поймать ее нельзя.

Как эту тень на песке.

Ты мне не нужна. Мне никто не нужен. Даже я сам.

И не следуй за мной, глупая, навязчивая девчонка. Неужели ты не поняла, что тебе не попасть в такт…

Тебе не угадать ритм моего сердца.