Роберт Хейс - Ересь внутри

— Если страшно, выйди и закрой дверь. Но мне будет трудно допросить ее, если она не сможет говорить, — теряя терпение, сказал Танкуил.

Сломанный Нос прильнул к стене, но больше никуда не двинулся.

Аккуратно и осторожно Танкуил расстегнул застежку на ремне и освободил рот женщины. Голова ее поникла еще больше, и пленница сглотнула. По крайней мере, жива. И вдруг она заговорила. Незнакомые Танкуилу слова посыпались из ее окровавленного рта, произносимые каркающим голосом, и цепи натянулись.

— Ну уж нет, спасибо, — сказал Танкуил, сунул правую руку в карман плаща и, найдя подходящий оберег, приложил полоску ткани ко лбу ведьмы.

Материя мгновенно пристала к коже. Монотонное бормотание прекратилось, и глаза женщины закатились. Она начала биться в конвульсиях, дрожа всем телом и пытаясь вырваться из цепей. Свежие струйки крови потекли из старых ран. Игры кончились.

Арбитр с размаху ударил женщину по лицу, и та успокоилась. Ее веки раскрылись, и глаза сфокусировались на Танкуиле. Еще два слова на чуждом языке сорвались с ее языка, но затем она замолчала, не в состоянии вспомнить заклинание.

Даркхарт поднялся, чтобы размять затекшие ноги.

— В этом обереге могущественная магия, — объяснил он женщине. — Прикрепленный к телу, он блокирует в памяти все знания о колдовстве. Ты просто не можешь вспомнить правильные слова или нарисовать правильные символы. Ты лишена своей силы.

Женщина злобно сверкнула глазами и замотала головой из стороны в сторону. Оберег оставался на своем месте — его можно было снять, но невозможно сбросить. Постепенно движения прекратились, и голова ведьмы снова вяло поникла, а глаза уставились в никуда.

— Что ж, приступим, — сказал Танкуил и полностью сосредоточился на женщине. — Кто ты?

Она не хотела отвечать, арбитр видел это, изо всех сил пыталась сопротивляться принуждению, но лишь те, кто обучался ему долгие годы, были на это способны. Однако даже когда ведьма сдалась и заговорила, Танкуил не понял ровным счетом ничего — для него ее слова были лишь беспорядочной чехардой звуков.

Мракоборец посмотрел на стражника. Тот покачал сломанным носом.

— Редкий диалект Диких Земель? — потребовал ответа арбитр.

— Нет. У этих черных, южан, свой собственный говор, но это не он. Я слышал, я знаю.

Одна беда с принуждением — оно вытягивало из человека правду, но не могло заставить его говорить на общем языке.

Танкуил вздохнул. Бессмертная ведьма, способная отращивать новые органы, да к тому же еще и болтающая на неизвестном наречии, — одна большая проблема.

— Что ж, может, мы и не поймем, кто ты такая, но существует масса способов узнать, что ты такое.

Арбитр снял с пояса короткий острый нож и навис над женщиной в цепях.

Распахнув глаза, Джеззет одним плавным движением встала на ноги, а ее рука потянулась к мечу. Которого не оказалось. А затем она увидела решетку и все вспомнила.

«Ты все еще в темнице, Джез. Сидишь в западне и ждешь своей участи».

Почему она здесь, догадаться было нетрудно. Стражники знали ее имя, они схватили ее, но не стали отдавать рабовладельцам. За женщину вроде нее те отвалили бы неплохие деньги, особенно если ее отмыть и привести в порядок, но кто-то пообещал блюстителям закона намного больше. Хоть Джеззет и сидела в тюрьме Чада, но прекрасно понимала, что на самом деле она пленница Констанции.

«Сидишь и ждешь, пока не прибудет эта сука. Может, стоит покончить с собой, чтобы лишить ее удовольствия?»

Джеззет уже не в первый раз в голову приходила подобная мысль, но она знала, что никогда так не сделает. Пока она жива, есть хоть и совсем мизерный, но все же шанс сбежать.

Дни сливались в один, несмотря на то, что Джеззет и могла отслеживать время по свету, льющемуся через единственное зарешеченное окно, — ну или по темноте. Первым делом девушка попробовала поговорить со стражниками, объяснить, что она не сделала ничего дурного. Это оказалось ошибкой, и единственное, чего она добилась, — ее пару раз избили. Джексон обожал ненаглядную деревянную дубинку больше, чем любую женщину в своей жизни. Тогда она попыталась проложить себе путь на волю телом — решила соблазнить тщедушного стражника с вечно опущенной головой по имени Абель. В лучшие времена мужчины ни за что бы не упустили шанса прыгнуть в койку к Джез, но сейчас были не лучшие времена, и Абель просто плюнул ей в лицо, сказав, что скорее наймет себе проститутку, нежели позарится на кучу дерьма. Не самый лестный комплимент, что ей доводилось слышать в свой адрес, но Джеззет хорошо понимала, что пахнет она именно как куча дерьма.