Андрей Валентинов - Рубеж

А может быть, просто я раньше называл свободой что-то совсем другое?

Глупый ты, глупый каф-Малах… Но и глупый, скажу: нет. Погибнуть было — не лучше.

Спи, малыш.

— По уставу принял, с пониманием. Уважил гонор, значит. Сотник Логин был сейчас мало похож на того закопченного дьявола, который совсем недавно рубился во дворе замка. Выпрямился, лицом просветлел. И без гонора своего дородный, теперь словно вдвое больше телом стал; помолодел годков на десять.

Изодранный жупан, весь в бурых пятнах, смотрелся на черкасе царской мантией.

— Вот так-то, панове-молодцы! Умен кнеж Сагорский, знает, как приветить. И шляхетский статут досконально превзошел. Говорили мы с ним в шатре, сам-на-сам, из уст да в ушко…

Все глаза были сейчас устремлены на сотника. И во всех читался вопрос: договорились ли? о чем? когда новый штурм?!

Нет.

Не во всех.

Спи, малыш… спи.

— А чего нам, панове-молодцы, в сей час хотелось бы? — Логин прошелся гоголем по залу, картинно подбоченясь. — Да так хотелось бы, что никаких червонцев-цехинов за то не пожалели бы?! А?!

Забывшись, он хлопнул меня по плечу и в голос расхохотался.

Тяжела рука твоя, пан сотник.

Какого ответа ждешь?

Мне, например, хотелось бы, чтобы багряный аспект Брия слился с изумрудным аспектом Ецира, оттенясь чернотой Асии, зеркала для радуги. Никаких червонцев, никаких цехинов не пожалел бы, лишь бы нарушилось влияние верха на основу, содрогнулось Древо Сфирот — и в ракурсе Многоцветья явилось Чудо. Мне объяснить тебе, Логин Загаржецкий, что это значит? Изложить вкратце сокровенную книгу Сифру де-Цниута?..

Или лучше не надо?

— В шинок бы завернуть, — мечтательно протянул есаул Шмалько, тряхнув сивым чубом. — Гей, по шкварке, да по чарке, да к молоденькой вдинкарке…

— И пускай скрипачи, — глаза Хведира-писарчука подернулись влажной поволокой. — Музыка есть гармония сфер, как говаривал учитель мой блаженной памяти Григор…

Юдка-Заклятый перебил его:

— Скрипачи — то пышно. Спляшем разом, Панове черкасы?! А то юшка простынет, горелка степлится? шинкарка состарится?!

Но насмешки не было в словах Заклятого. Вместо нее теплилась малая грусть, билась синей жилкой на виске; «А и впрямь славно бы!» — подмигивала.

— Эх, дурни вы, дурни!

Пан сотник аж руками в огорчении развел.

— Ну как есть дурни! Чарка, шинкарка… скрипачи! До дому нам подаваться надо, до дому, до хаты! — а там всякому своя сласть по душе сыщется! Он многозначительно воздел палец к потолку:

— Слыхали, панове-молодцы? До дому!

Толстый был палец у сотника Логина. Уверенный.

Не палец — перст указующий.

— И все-таки сперва хотелось бы знать: о чем господин сотник изволили толковать с мастером… с князем Сагором? Домой — это хорошо, только мне бы, например, лучше не домой… Я, не в обиду будь сказано, и без того дома. Мне бы, например, лучше в гости… да куда подальше.

Женщина-Проводник выжидающе смотрела на Логина Загаржецкого. А он сиял ясным солнышком. Жмурился котом, укравшим с ледника добрый жбан сметаны. И я еще подумал: не мои мысли, не мои образы… чужие сравнения.

Кто ты теперь, глупый каф-Малах? куда ты теперь?

Тоже — домой? в гости? сына на мамкину родину свезешь, могилке разрытой поклониться?!

— …о костер бросите? — спросил Гринь шепотом, ни к кому не обращаясь.

— В какой костер?! — удивился оказавшийся рядом сосед. — Читать надо, пока не замолчит. Беса гнать… Это не дите орет — это бес в нем. Младенец зашелся новым криком…

И почудилась мне на краткий миг несуразица. Рубежи, дорога, костры… Насквозь. И он, сын мой, идет к своему костру — а мне не догнать. Не спасти. Только все равно — бегу.

Пусть — не насквозь. Пусть — спотыкаюсь. Пусть босые ноги — в кровь, в янтарную, светящуюся жижу. Я бегу. Я здесь, с тобой.

— Ты, пани пышна, гони прочь тугу-печаль! Не тот человек сотник Логин, чтоб боевых товарищей на произвол судьбы бросать! — Логин с укоризной покосился на женщину-Проводника, но палец, к потолку воздетый, опустил. Не до пальца стало. — Я так кнежу вашему в очи и сказал: за всех думать надо. Чтоб потом от стыда не сгореть.

— И князь Сагор с вами полностью согласился?

— А как же, ведьма ты моя дорогая! Говорю ж: статут шляхетский — назубок! Подписали мы с ним угоду… Учинился переполох. До небес.

— Тихо! — возвысил голос пан сотник. — Цыть, говорю! разорались! Ну, не подписали еще… по рукам вроде как ударили, а все равно — на словах больше. Едва, значит, обступит нас ихняя клятая радуга со всех сторон, будто татарва в степях Таврийских, — вот тогда и подпишем. Он как кнеж тутошний, я как сотник валковский. Все чин чинарем, по закону.