– Здорова ли ты, красавица? – спросил он Руменику. Девушка сделала вид, что не понимает. Акун тут же перевел.
– Здорова, как видишь. А ты, воевода?
– Кашляю еще, но уже не так тяжко. Болеть мне невместно, дел много.
– Желаю тебе быстрее поправить здоровье и заняться делами.
Радим снова поклонился в ответ на здравицу, выпрямился, посмотрел на Руменику пристально. Руменика поняла этот взгляд. Так мужчина смотрит на женщину, которая ему не просто понравилась, но поразила его. Это и льстило ей, и пугало ее: ведь она была сейчас во власти этого человека. То, что сейчас они с Акуном сидят за этим столом в покоях воеводы, а не в сыром подвале, куда их бросили позапрошлой ночью, всего лишь счастливый поворот судьбы и заслуга Акуна. В эту минуту Радим сама любезность, но вдруг он попытается использовать власть, чтобы добиться от нее благосклонности? Его взгляд был слишком красноречив. Руменика прочла в нем больше, чем осмелился бы сказать сам воевода.
А Радим просто любовался девушкой. Его жена Светляна была одной из первых красавиц Новгорода, но она была другой. Светловолосой, белокожей, дородной, крупной и величественной. Эта же девушка с таинственным именем Руменика, такая непохожая на его красавицу-жену, обладала неизъяснимой грацией и прелестью. Радим смотрел на нее и не мог насмотреться. Вроде и не было в этой чужестранке всех тех достоинств, которые ценились у женщин в Новгороде. Невысокая, гибкая, как полевая былинка, с полудетским лицом, пухлыми губами, открытым красивым лбом и тонким вздернутым носиком, Руменика не казалась ни величественной, ни ослепительной. Но ее глаза, темные, лучистые, глубокие, смотрели прямо в душу и заставляли сердце Радима сжиматься от непонятной сладкой тоски. Глядя на девушку, сидевшую за столом в его гриднице, молодой воевода вспомнил другую Руменику – свою пленницу, которую он увидел в порубе. Испуганную, с глазами, расширенными от страха, со спутанными, разбросанными по плечам волосами. И понял Радим Резанович, что ни Светляна, ни другая женщина уже не смогут вытравить это видение из его сердца до самой его смерти.
Слуги подали завтрак. Радим сам потчевал гостей, накладывая с блюда куски жирной печеной оленины. Он же собственноручно налил Руменике красного греческого вина из узкогорлого кувшина. К удивлению девушки, Акун отказался пить вино и взял себе тот напиток, который пил сам воевода – хмельную медовуху.
– Как ты можешь это пить? – спросила она.
– Мне нравится, – просто ответил Акун. – Милды варят похожий напиток.
– Что говорит твоя дочь? – поинтересовался Радим.
– Ей не нравится напиток из меда.
– А романея? Это хорошая романея; уезжая из Новгорода, я захватил с собой бочонок. В Торжке хорошего вина не сыскать.
– Хватит с нас романеи, – сказала Руменика Акун перевел.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, красавица, – ответил Радим. – Слово чести, что не я и не мои люди подмешали вам дурман в вино. А чтобы не говорить голословно, хочу позвать сюда еще одного вашего знакомого, Млын!
Старый дружинник, уже знакомый Руменике и Акуну, вошел в гридницу, поклонился с достоинством. Радим сделал какой-то знак, кивнул. Старик наклонил голову, давая понять, что приказ воеводы ему ясен и так же молча вышел вон. Этот молчаливый диалог не занял и пяти секунд.
– Я ведь поблагодарить вас хочу, – сказал Радим, когда старый воин вышел. – Сами того не ведая, вы мне услугу оказали. Я ведь моих воинов-то допросил на предмет сонного зелья, и они мне поклялись, что никто из них вам ничего не подсыпал.
– Кто ж подсыпал? – осведомился Акун.
– В ту ночь пришел ко мне Прокоп с доносом; мол, на постоялом дворе объявились странные чужаки, старик и девица-красавица, одетая по-мужски. Описал вас во всех подробностях, о фокусах, что ты, мил человек, с метательными ножами проделал, тоже рассказал. Понятно, что я озаботился, послал Млына с десятью воинами вас доставить ко мне в детинец для беседы. Млын с опаской шел в корчму, думал, дракой дело кончится. А как пришел туда, то увидел, что спите вы непробудно. Так и доставили вас сюда, сонных.
– И что это значит, воевода?
– А вот что. Глядите-ка!
За дверью послышался шум, какие-то звуки, похожие на собачий скулеж. Дверь открылась, в гридницу втолкнули полуголого избитого человека со связанными руками. Человек, увидев воеводу, бухнулся на колени, завыл;
– Воевода-батюшка! Не губи! Невиновен я, оклеветали меня!
– Это же корчмарь! – удивленно воскликнула Руменика, разглядев человека со связанными руками. Радим понял, что она сказала.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу