— Знаю такого. Это, верно, Жареный. По имени никто не знает…
— Где он? — требовательно спросил путник. И человек, взглянув ему в глаза, потерял последнее желание спорить.
— На том конце. Валяется в своей яме, верно…
— Валяется? Он пьян?
Черное небритое лицо скривилось в гримасе брезгливого отвращения.
— Он тайлеб-ха, господин.
— Давно?
— Десятка четыре Эно, не меньше.
— Хорошо.
Странный человек молча повернулся и пошел вперед, к противоположному склону Рва, чернь вокруг него поспешно расступалась, освобождая дорогу.
Он миновал оживленный центр, где обитальцы Рва, сгрудившись тесной группкой возле костра, играли и громко переговаривались, и пошел дальше в указанном направлении. На него не обращали внимания — то ли успели привыкнуть то ли не считали нужным. В этом скопище суетливых тел в лохмотьях он выделялся как склет на фоне просевших шалхов. Кто-то мимоходом попытался прощупать его тулес — не оборачиваясь, он ткнул стисом и женщина с коротко остриженными волосами и бледным острым лицом с воем схватилась за пробитую точно посередине ладонь. Но на крик никто не обернулся, даже сам пришелец.
Человек, которого он искал, действительно обнаружился у самого склона.
Он лежал возле своего шалха, крошечного и покосившегося, невероятно худой, словно высохший, прорехи в лохмотьях открывали больную серую кожу, пронизанную частыми фиолетовыми жилками. Жилки эти казались нарисованными — трудно было поверить, что в них еще бежит горячая человеческая кровь. Лицо его было ужасно — даже путник сжал зубы, рассматривая чудовищный звериный оскал, нечеловеческую личину. Человек спал, неуклюже подложив локоть под голову, и в руке его была зажата небольшая чаша из глины. Губы, чернее земли, оскалены в жуткий хищный оскал.
— Просыпайся, Крэйн. — Человек коснулся начищенным носком сапога его плеча. — Я пришел за тобой.
Во рту пахло гнилью и землей, воздух казался густым, настолько густым, что его едва пропускали онемевшие, ставшие жесткими, как кора дерева, губы. Крэйн мучительно закашлялся, когда водоворот тошноты вывернул его внутренности наизнанку, и с трудом открыл глаза. Зуд в кончиках пальцев и в зубах был невыносим, от него хотелось сорвать кожу, в голове что-то жарко гудело. Крэйн, щурясь, разглядел стоявшего над ним человека и выругался.
— Кто?..
— Я к тебе. — Человек смотрел на него равнодушно и немного брезгливо. — Пришел, чтоб поговорить с тобой.
— Говорить? — Крэйн напряг затуманенный мозг, но лицо было незнакомым. Или он когда-то его видел? Непонятно. — Уйди.
Но человек не ушел. Он просто стоял и смотрел ему в лицо, и от этого взгляда казалось, что тайлеб в крови становится кислотой. Так оно и было. Крэйн застонал, чувствуя, как в животе зарождается гнилая липкая боль, стиснул зубы. Он знал, чем обернется этот приступ, и протянул непослушную дрожащую руку к чаше, в которой с заката специально оставил немного отвара. Глотка два, не больше — снова придется идти на поиски…
Черная вязкая жидкость в чаше колыхнулась. Она не отражала свет Эно, она была чернее земли и пахла свободой. Крэйн потянулся к ней, но не успел донести до рта — незнакомец одним легким ударом сапога выбил ее из ослабевших пальцев. Чаша отлетела в сторону и тайлеб выплеснулся на землю крошечным черным озерцом. Ослепнув от ярости, Крэйн вскочил, сжимая в руке острый обломок хитина, с которым никогда не расставался, но наглец был быстрее и, главное, его не мучал рассасывающийся в жилах яд тайлеба. Он легко уклонился от удара и, перехватив руку, вырвал из нее оружие, едва не сломав кость.
— Я пришел сюда, чтоб поговорить с тобой, — сказал он. — Но мне нужен Крэйн, а не гнилой тайлеб-ха.
— Я сдохну… — прохрипел Крэйн, извиваясь на земле, как карк с перебитой спиной. Свет Эно кислотой лился в мозг, оставляя перед глазами пляшущие разноцветные узоры боли. — Мне надо… полчаши. Или меньше. Сдохну.
— У тебя губы черные. — Незнакомец отпустил его руку, отошел на несколько шагов. — Ты знаешь, что это значит? У тебя осталось пять десятков Эно, не больше. После этого ты начнешь гнить и разваливаться на части. И первым сгниет твой мозг.
Крэйн не ответил.
— Если ты еще человек, то сможешь прожить и без отвара. Если нет — я уйду. Сейчас же. Ты сможешь нарвать тайлеба, и он даст тебе еще несколько часов того удовольствия, которое ты называешь жизнью. А потом ты сгниешь, забытый и никому не нужный в своем шалхе. Ты хочешь этого?
Читать дальше