Мария Дубинина - Дитя Нахемы (СИ)

— Ты слышишь меня? Эй!

Меня вывел из транса громкий шепот за дверью моей темницы. Не знаю, сколько времени я провела в одиночестве — так сильно я успела позабыть, что за пределами моей темницы есть жизнь. Я подползла поближе и услышала самый приятный для меня на этот момент звук — торопливый стук человеческого сердца.

— Отзовись же. Это я, Габриель.

— Габриель? Что ты здесь делаешь? Я же велела тебе не высовываться!

Страх за любимого человека во сто крат пересилил волнение по поводу собственной судьбы, так что я потеряла осторожность и резко дернулась. От рук по всему телу распространилось жжение, переходящее в огненную боль. Я зашипела от неожиданности. Странные оковы, надетые на меня приспешниками Этьена, были не только и не столько путами для строптивой пленницы, они выпивали мои силы и причиняли боль, если я не повиновалась. Габриель заторопился:

— Давай, я тебя вытащу.

Однако этому не суждено было сбыться. Своим сверхчувствительным, лишь слегка приглушенным долгим заточением и голодом слухом я уловила отзвуки далеких шагов. Кто-то приближался. Я торопливо зашептала, почти припав сухими губами к двери:

— Сюда идут, уходи, пока можешь. Я не хочу, чтобы ты пострадал из-за моих тайн.

— У меня тоже есть свои секреты, и я не уйду без тебя.

Ледяная решимость послышалась мне в его глухом голосе. Он явно не отступит.

— Отойди, пожалуйста, от двери.

Я послушно отползла в сторону. Вслед за этим в зазоры между дверью и косяком полился свет, и дверь отлетела к противоположной стене. В проеме стоял Габриель. На мгновение я не узнала его — так величественна и светла была его фигура. Я потерла слезящиеся глаза.

— Ты в порядке, любимая?

Я убрала кулаки от лица:

— Что ты там говорил насчет секретов?

Вместо ответа он прижал меня к груди и поцеловал мои спутанные волосы. Я сразу почувствовала себя ребенком, который задает слишком много вопросов. Тут я вспомнила о приближающихся "гостях".

— Они идут!

Перед нами, прямо из воздуха (или просто мне так показалось), возникли трое. Габриель заслонил меня собой.

— Это не люди! Они же убьют тебя! — вскрикнула я.

Страх заполонил мой измученный разум. За последнее время я испытала столько гнева, ужаса, боли, что просто не видела больше в жизни ничего хорошего. Кроме него… Если с Габриелем что-нибудь случится, я тоже умру.

— Уходи скорее, я прикрою, — приказал мой спаситель.

— Нет!

Он быстро обернулся и повторил, гневно сверкая голубыми глазами:

— Уходи!

Я на автомате бросилась прочь, сбивая доски и пустые ящики, попадавшиеся мне на пути. Лестницу наверх я сразу не заметила и, только споткнувшись и упав на каменные ступени, я немного пришла в себя. Пелена спала с глаз, но неожиданно меня настиг жуткий, нечеловеческий вопль боли и отчаяния. Я впилась в ступени ногтями, так что на камне остались глубокие неровные борозды, и сдавленно зашипела. Сколько еще дорогих мне людей (и "нелюдей") отдадут жизнь за меня? Достойна ли я этого дара?.. Новый крик придал мне сил бежать дальше. На предельной скорости я вылетела из дома и затормозила почти у самого забора. Стоп. Я ведь не могу уйти. Это… это подло!

Но ты спасаешь нашу жизнь!

Нашу жизнь? Нашу жизнь?! Мне не нужна ТАКАЯ жизнь! Ты слышишь?

Нахема не ответила. Я отдышалась, отогнала панику и огляделась. Следовало вернуться, но так, чтобы снова не попасть в мышеловку. Мне стало неожиданно ясно, что Нахеме так же плевать на меня, как и на всех остальных. Мне не очень понятно, что за игру она затеяла, на данный момент меня волнуют совсем другие вопросы.

Приведи меня к нему.

Я не поняла. Привести к кому?

Горло обожгло огнем. Голос в моей голове зазвучал громко, даже яростно.

К ученику Кацуо! К этому жалкому предателю.

Что ты затеяла?

Она замолчала. Я не стала больше спрашивать. Ну не чай же она с ним пить собралась. Я всей кожей чувствовала, как сгущается сила во мне. Мы будем биться. О да, мы будем биться…

Жан никогда и не перед кем не опускался на колени по своей воле. Сейчас его заставили, но и сломленным и плененным он не переставал быть собой. Этьен, которого Жан помнил Лордом, перед которым все в той или иной мере благоговели, не отходил от пленника ни на минуту. Это было логично и легко объяснимо, потому что для него Жан был ни чем иным, как наживкой, на которую он собирался приманить свою отчаянную жертву, которая жертвой становиться никак не хотела. Дан автоматически стал не нужен, и про него все забыли.