Сергей Шведов - Каган русов

Константинопольский патрикий понял, разумеется, намек болгарского боярина, но не счел для себя удобным развивать предложенную тему. В конце концов, уважаемому Феодору и без того было известно, что Аристарх отнюдь не самая крупная фигура среди заговорщиков, приведших к власти Романа Лакопина. С болгарским боярином сын Кончака познакомился восемнадцать лет тому назад, когда тот приезжал в Матарху в свите болгарского царевича Баяна. Именно тогда и состоялась бракосочетание Михаила и Елены, принесшее столь прекрасный и благоухающий плод. Аристарх напомнил о том событии Феодору и тот откликнулся на слова патрикия сочувственными вздохами. Впрочем, о Михаиле Баяне собеседники старались больше не вспоминать. Зато имя прекрасной Елены не сходило с их уст на всем протяжении разговора.

- Вряд ли благородный Симеон согласится отдать свою внучку за язычника, - с сомнением покачал головой Феодор.

- Мой отец родился иудеем, а мой дед – язычником, что, однако, не мешает мне быть истинным христианином, - возразил Аристарх. – Князь Ингер хорошего рода, его предки правили когда-то едва ли не всей Северной Европой. Думаю, царь Симеон не уронит свою честь породнившись с достославным владетелем.

- Речь не о чести, патрикий, а о вере, - нахмурился Феодор.

- Так ведь сам патриарх Феофилакт дал согласие на этот брак, - напомнил собеседнику Аристарх, протягивая ему драгоценное письмо с императорской печатью. – Если внучке Симеона Великого выпадает честь нести свет истинной веры в земли, объятые заблуждением, то что же здесь плохого, уважаемый Феодор?

Сомнения болгар Аристарху, в общем-то, были понятны. Наследником Симеона после устранения Михаила Баяна стал младший сын Петр, человек невеликого ума и слабого характера. И рождение внучкой Симеона киевского княжича давало русам великолепный повод вмешаться в болгарские дела, если здесь возникнут нестроения. Князь Ингер, в отличие от царевича Петра, был грозным воителем и очень решительным человеком.

- Но ведь сын князя Ингера может принять веру матери, - понизил голос почти до шепота Аристарх. - А сближение христианской Болгарии и христианской Руси породит такую мощную империю, с которой придется считаться всем в Ойкумене.

- И император Роман не видит в этом опасности для Византии? – насмешливо спросил Феодор.

- Главная опасность для Византии исходит не с севера, а с юга и запада, - спокойно отозвался Аристарх. – Северная славянская империя могла бы стать союзником Константинополя в противостоянии с арабами и франками.

- А как же Хазария? – напомнил боярин.

- Так ведь и Хазария может стать христианской. Во всяком случае, значительная ее часть.

- Ты очень далеко смотришь, патрикий Аристарх, - вздохнул Феодор.

- Как ты, вероятно, догадываешься, боярин, я не одинок в своих устремлениях. За моей спиной патрикии и купцы Константинополя. В конце концов, императоры, цари и князья приходят и уходят, а торговый интерес остается. Прими от нас скромный подарок, уважаемый Феодор, в знак расположения и вечной дружбы. В конце концов, умных людей не так уж много в Ойкумене и нам следует крепче держаться друг за друга.

«Скромный» подарок тянул, однако, на очень приличную сумму. Но Аристарх о потраченных деньгах не жалел, ибо дело того стоило и в перспективе сулило такие барыши, что перед ними меркли все его нынешние расходы. Боярин Феодор дар расторопного ромея принял с достоинством и не приходилось сомневаться, что он приложит все усилия, чтобы убедить царя Симеона в выгодности предприятия, предложенного Аристархом.

Боярина Жирослава приезд дорогого родственника аж из самого Царьграда поверг в изумление. Патрикия Аристарха он помнил смутно. В последний раз они виделись лет тридцать тому назад по меньшей мере. Жирославу тогда было лет пятнадцать не больше, а сыну гана Кончака от силы двадцать. Ныне же перед боярином стоял рослый муж с насмешливыми карими глазами и сильной проседью в черных как сажа волосах. Разумеется, Жирослав слышал от отца, покойного боярина Вратислава, что где-то в Царьграде живет братан боярина Казимира, богатый как хазарский царь Аарон, но он никак не предполагал, что близкий родственник деда свалится на него среди лета, как снег на голову. Да и любой на его месте ошалел от наплыва в боярскую усадьбу богато разодетых всадников. От злата и серебра, коими были разукрашены не только кафтаны гостей, но и лошадиная сбруя, слепило глаза не только у челядинов, но и у далеко не бедного боярина, много чего повидавшего в этом мире. Тем не менее, Жирослав лицом в грязь не ударил и принял гостей хлебом солью, как это повелось с недавних времен в богатых христианских домах Киева. Гость старания хозяина оценил и, ступив на порог, расцеловал его в уста троекратно. Не забыл, знать, славянских обычаев сын скифского гана Кончака.