Шимпо Ботан - Люди и Тени

— Всё идет по плану! Мы уже в Танналаре. Не знаю, почему я не помню переезда… Впрочем, не страшно! — сказал южанин. Сказал бодренько, но в голосе сквозил страх. — Осталось совсем немного!

— Да, если они нас сразу не порешат, — ответил Мараван. — А где Майта?

— Она другой камере. Стражники обещают, что её никто не обидит.

— На войне слово врага — пустой звук. Это плохо, что нас разделили. Я думал местные глупее.

И — молчание. К чему разговоры, когда, возможно, смерть у порога? Вполне вероятно, что этот день последний. Лучше подумать о чём-то важном, светлом, переосмыслить жизнь. Тариваш сидел, прислонившись к стене, обхватив руками колени. Он вспоминал…

Лаашин, великая столица Кузуни, отец всех городов, святыня империи. Какая это была радость для Тариваша, смуглого южанина, отправится туда учиться, поступить в высшую академию! Деньги на учебу собирали всем родом. Да, Тариваш был из большого, шумного купеческого рода, где все постоянно ссорились, быстро мирились, хранили каждую монетку — и легко с ними расставались, напившись сладкого винца… Чернобородый, разговорчивый отец, постоянно напоминал: «Жизнь как дыхание. Вдох — копишь деньги. Выдох — тратишь. Перестанешь дышать — умрёшь». Худой, шустрый дядя, всюду успевал, вечно куда-то спешил. Заботливая мама-хлопотушка варила вкуснейшие похлёбки. Братья и сёстры — черноокие, белозубые, озорные. Да и взрослые были похожи на детей… «Диллан, хочешь, мы тебя отправим учиться, прямо к кузуни. Выучишься, займёшь державную должность, и потянешь за собой нас! Ты же такой умный. Давай, решайся!» И парень решился. Он всегда, ещё с глубокого детства мечтал о приключениях, о славе, победах. Сытая жизнь тяготила неуёмный дух… Откуда это взялось? Тариваш сам не знал. Возможно из красочных, приукрашенных вымыслом, историй седого деда, который повествовал внукам о далёких странах, где он бывал с караванами. Да, скорее всего оттуда. Ведь со времён деда род разжирел, оброс связями и влиянием. Забыл о караванных путях, о манящей дали. Уже не нужно было ехать за горизонт, чтоб добыть деньжат, можно было заниматься ростовщичеством, содержанием постоялых дворов, виноделием… Семейство стало богатым, а жизнь сытой и безынтересной. Вино, девушки, игра в кости — всё это веселило, но не могло заполнить пустоту.

Ох, какая была радость, — вспоминал Тариваш, — когда он поехал в Столицу! Казалось что впереди новый неизведанный мир. Большой мир, настоящая жизнь. И ожидания начали сбываться. Сотни священных башен, украшенные изумрудами и мрамором дворцы, утопающие в богатстве рынки, сады, ипподромы. Чадящие дымом мастерские, где работали невиданные механизмы. Дорогие наряды, дорогие вина, мудрые беседы с преподавателями-мыслителями. Высокий, исписанный священными стихами-орнаментами свод Шаан-Гасы, мавзолея Лайры. Серебряный памятник Буривая. Да, в Столице можно было не только веселиться, но и прикоснуться к истории. Все это кружило голову…

А затем — тайные сообщества. О, студенты всегда любили борьбу против Власти, всегда хотели вписать свои имена в страницы летописей! Во всех мирах, во все времена люди похожи. Каких только сообществ не было в Лаашине… И сборища «вольных» плевавших на древние традиции, упивавшихся развратом и пьянством, и ещё кое-чем похуже пьянства. Они быстро надоели Таривашу. И «аскеты» верящие в очищение общества через истребление всех «недостойных» и «слабых». И «братства детей любви», они выступали за всеобщий мир, дружбу и благодать. И стайки бойких девчушек, «белохвостых», они «боролись» за мир без мужчин… И стайки шустрых парнишек, «полосатых», которые «боролись» за мир без женщин… Были даже секты поклонявшиеся Вудрошу.

Но были и просто ватаги друзей, не замороченных странными идеями, а живущих в своё удовольствие. Там Тариваш и встретил Маравана. Парни быстро сдружились — оба были честные, дружелюбные, открытые. Хорошие были времена…

Майта училась в женском корпусе, что за каналом. Ещё бы — без канала студенты постоянно бегали бы друг к другу, и забыли про учёбу… Впрочем канал не сильно-то препятствовал общению. Парни перебирались через него вплавь, перехитряли стражу и таки находили себе подружек… Другое дело — Майта. Она сама перебиралась в мужской корпус — не за приключениями, вовсе нет. За знаниями. Переодевшись в парня, называла себя «нулахитом», вольным слушателем. Не состояла в числе студентов, но, за деньжата, получала свою долю знаний. То есть училась сразу в двух корпусах, мужском и женском.