Ольга Хожевец - Пламя на воде(СИ)

- Реликт древних времен.

- Господа, - покашливая, подал голос Ракис, - это все, безусловно, очень интересно, но может быть, продолжим путь?

- Как, Ференц? - изумился барон. - Ты не хочешь даже взглянуть на магический валун?

- Я охотно взгляну на этот магический валун, и на другие тоже, как только станет немножко потеплее. Ох, Карл! Да у меня сейчас руки-ноги поотваливаются! Этот камень, я надеюсь, никуда отсюда не денется!

- Вообще-то, они перемещаются, - задумчиво заметил Барс.

- Ох, Мать-покровительница всех студентов! Вы меня разыгрываете, Барс?

- Вовсе нет.

- А что это глазки у вас так хитро заблестели? Барс, если вы меня разыгрываете, немедленно признавайтесь. Имейте в виду, если сейчас я слезу с этой лошади, сегодня я на нее уже больше не сяду! Я после позавчерашней бури еще не оттаял!

- Тогда не будем рисковать, - согласился Барс, легко вскакивая в седло.

- Так вы меня надули? Нет, вы уж объясните мне, пожалуйста. Я не понял - так они все-таки двигаются или нет?

- Не волнуйтесь, бакалавр. Они никогда не уходят далеко.

Озадаченный бакалавр еще долго крутил головой и оглядывался.

Вот уже несколько дней путники двигались по равнине, примыкающей к Килленийским хребтам. На востоке горизонт щетинился островерхими льдисто-снежными пиками; к северу горы немного сглаживались, заворачивали навстречу путникам невысокие, изъеденные ветрами отроги. Где-то среди этих отрогов и находилась долина, с трех сторон обнесенная зубчатой стеной, заполненная мрачноватого вида постройками - очень древними, из темного, грубо тесаного камня и относительно новыми, в которых угадывались знакомые архитектурные стили; объединяла их несомненная функциональность. С четвертой стороны долину венчала невероятных размеров и совершенно немыслимой высоты монолитная Башня. Все это - от зубчатых стен до Башни - и было местом, которое Барс называл домом. Замок Ордена Пламени.

Путь, который рыцарь вместе с двумя спутниками проделал от места памятной встречи на Долгиновском тракте до Килленийских предгорий, нельзя было назвать легким, но Барс считал его благополучным - уже просто потому, что они все-таки добрались. Разумеется, дорога заняла чуть не в два раза больше времени, чем могла бы. Разумеется, спутники Барса умудрялись влипать - вместе и поочередно - во все те мелкие (и не очень) неприятности, которыми грозит дорога путникам, не приспособленным к длительным верховым переходам и ночевкам в лесу. Спектр проблем колебался от стертых бедер и застуженных поясниц до случая, когда Ракис ночью отошел от бивака помочиться и всерьез заблудился на обратном пути. Барс искренне радовался, что удалось отговорить барона брать с собой в путешествие лакея - все же одной проблемой меньше.

Когда на землю плотно лег снег, путников стали беспокоить волки - пока не очень наглые, они, тем не менее, пугали лошадей и действовали на нервы попутчикам Барса. Пришлось распределить дежурства и караулить всю ночь, поддерживая огонь. В свою очередь, это потребовало более ранних остановок - чтобы успеть собрать дрова и более поздних побудок - поскольку спутники Барса, откровенно не высыпаясь, днем сильно рисковали выпасть из седла. В конце концов Барс не выдержал и объявил, что будет дежурить сам, используя магию. Это подействовало, хотя и было - в том, что касалось магии - чистейшим враньем: Барс просто отвязывал на ночь Шторма и тихонько кимарил, вполуха прислушиваясь к ночным звукам. Этот вариант он предлагал и раньше, но доверить свою безопасность тренированному чутью опытного боевого коня попутчики Барса не соглашались; магии же почему-то доверять были готовы. Днем Барс временами ненадолго задремывал в седле. Потерять направление он не боялся: на этом расстоянии рыцарь уже чувствовал Башню.

Однако Барс признавал, что кроме ожидаемых неприятностей спутники принесли ему и нежданные удовольствия. Они оказались яркими и - каждый по-своему - интересными собеседниками. За преувеличенной въедливостью Ракиса скрывался острый ум, демонстрирующий порой совершенно неожиданные по смелости суждения. Кроме того, несмотря на постоянное ворчание и неиссякающий поток жалоб, ученый имел достаточно мужества, чтобы не быть обузой на переходах, а на привалах браться за любую тяжелую работу - как бы не был вымотан за день. Что же касается барона, Барс быстро пришел к выводу, что его снобизм - скорее привычная маска, над которой сам барон не прочь был порой посмеяться. Карл Альгейм находил некое изощренное удовольствие в том, чтобы казаться глупее, чем есть, и трусливее, чем есть, но эта странная блажь сочеталась в нем с честностью, прямодушием и редкой отзывчивостью. Кроме того, барон был просто феноменальным лентяем и обладал своеобразным чувством юмора.