Воронье Гнездо

Все трое немедля, одним движением опустошили стаканы.

— Ух! Ну, кто там на этой неделе принимает? — спросил один из них.

— Пятнадцатый, — сказал номер 638, — не понимаю, откуда у тебя силы под конец дня–то на это?

— Так а зачем силы? Разрядка после рабочего дня ведь!

— Кому там надо? Подходи сюда, — донесся шепот из дальнего угла барака.

Один из трех эльфов ушел, чуть позже с того угла послышался болезненный стон, а затем и мерное, тяжелое дыхание.

— Гутарят, со скотом сейчас дела плохи, — сказал 692-ой, — нас на мясо потихоньку пускать начнут.

— Чего это? А можно так разве?

— А нам решать, чего можно, а чего нельзя? Эт как наверху скажут, так и будет, будто не знаешь! Да и сам слышал, небось, про фермы эльфийские, а?

— Ты и рассказывал. Вот же… Чего это они друг друга не жрут–то, а? Вот чем мы хуже их? — жалобно начал повышать тон 638-ой номер, — Свалю я отсю…

— Хайло залепи, не один тут, ебанло! Завтра с первыми петухами вставать! — донеслось из темноты.

— Свалю, говорю, — шепотом продолжил 638-ой, — убегу, уеду, буду сам жить, как охранники рассказывают…

— Да беги, чего уж там, — спокойно перебил 692-ой, — не ты первый, не ты последний. Ты хороший парень, тебе тут не место. А вот на небесах будешь свой в доску, парень.

— На небесах? Что значит… Думаешь, не убегу? Да хрена мне стоит? Вот, завтра же, вечером…

— Интересно, — опять перебил 692-ой, — если встаем с петухами, то ложиться должны со сверчками, а? Так–то нас, получается, поздновато отпускают…

— Завтра.

— Только не останавливайся. Брыкайся. Так хоть за дело расстреливать будут. Я спать.

Из дальнего угла донеслось долгое, натужное кряхтение, за которым последовала полная тишина.

Тишина, которая скоро разорвалась хрустом хрящей уже второго уха. Действительность больно ударила эльфа по всем органам восприятия; вид крови, холод, боль, сырость, запах мочи, привкус железа. Пленник начал дергаться, пытаться уйти от ножа, опрокинул кастрюлю с кровью, которой накапало немало: видимо, задели вену. Илья выругался, попытался вернуть эльфа в прежнее положение, тот все дергался. Кусок недорезанного уха болтался, держась на одной коже. Слава засуетился, но Илья уже решил все так, как у него лучше всего получалось — вырубил пленника ударом в затылок.

— Мы что–то делаем не так, — взволнованно говорил Слава, — мы ведь хотим помочь, черт… А он думает что мы садисты, нужно было ему объяснить… Хотя… Он ведь слышал нашу беседу? Или нет? Черт, черт, все так неправильно!

Эльфы заканчивали перекидывать уголь в кузовы, рабочий настрой уже совсем пропал как у них, так и у надзирателей, поэтому сейчас рабочие позволяли себе сбавить темп и переговариваться.

— Помнишь, что я говорил вчера вечером? — спросил 638-ой у 692‑го, — так вот, решил я. Сейчас вот выведут нас, тогда и вынырну, ну как? Дашь совет?

— Надеюсь, ты знаешь что делаешь. Если хочешь совет, скажу вот что: придумай себе фразу, которая наполняла бы твою цель значимостью, напоминала о результате. А то ведь тяжело идти, когда не знаешь, куда придешь? Хочется остановиться, вернуться. Так, а?

— Ага…

— Так, придумываешь, и проговариваешь время от времени. Мне вот нравится "Куда бы ты ни попал после этой попытки, там будет всяко лучше, чем здесь". Хоть я в это и не верю в общем–то, ведь тут…

638-ой дальше не слушал, ему пришлась по духу та фраза, она наполнила его энтузиазмом и сейчас он строил радужные планы на будущее. Он даже радовался тому, что за попытку побега полагается расстрел: не придется делить четыре квадратных метра с постепенно разрастающейся парашей, сидя за решеткой.

Эльф медленно раскрыл слипшиеся веки, но ничего не увидел. Свет был выключен. За окном все еще была ночь — уже более холодная, чем прошлая. С улицы доносился удаляющийся грохот колес по брусчатке, потом хлюпающие шаги туфель на жестной подошве примерно там же. Плюх! Гражданин обругал незамеченную лужу. Не спится же кому–то. Очевидно, прошел дождь. Не было слышно сверчков. Непривычно для эльфа. В этой части города не росло ни травы, ни кустов, ни деревьев. Кто–то решил, что брусчатка, металлические фонари и бетон красивее любой природы и напичкал ими несколько кварталов. А теперь это район для бедных — Буднево. Красота.

Пленник не был связан, он просто лежал на диване. Эльф приподнялся и заметил, что голова будто бы стала легче. Подвигал ею влево–вправо: нехватало чего–то в области ушей. Он попытался потрогать, но ощутил только ткань: голова была перевязана от ушей и выше. Она болела, а уши ныли. Огляделся: в квартире никого нет. Он попытался встать, но едва перенес весь свой вес на ноги, как его потянуло вниз. Он не мог удержать равновесие, в глазах потемнело, в ушах загудело. Эльф плюхнулся обратно. Когда гудение ушло, он услышал голоса, приближающиеся к квартире: