Алина Борисова - Край забытых богов[СИ]

— Ну почему? Доводилось.

— Вот как? — он останавливается и смотрит на меня излишне внимательно.

— И много гостей в этом доме я видела не раз. И тебя среди них, — добавляю поспешно. Кто его знает, что там полагается тем, кто без его ведома пытался танцевать «его девочку»: пожизненное замуровывание в том самом склепе или просто снесение с лица земли? А уж тем, кто не сообщил, зная, что дева — его?

— Ты слишком долго смотрела на чью–то жизнь. Пора жить самой. Станцуй со мной, Лара. Сейчас. Здесь.

— Анхен, ты смеешься? Я человеческие–то танцы танцевать не умею, — я откровенно опешила от его предложения, настолько неуместным здесь и сейчас оно показалось. — И… я устала с дороги, мы ж только вошли…

— А в Страну Людей ты готова была бежать, невзирая на усталость.

— В Страну Людей я всегда готова… бежать, — вышло глухо.

Он приобнял за плечи.

— Я понимаю, моя хорошая, я все понимаю. Я ведь специально привез тебя сюда сегодня, чтоб ты отдохнула после дальней дороги. А завтра утром ты будешь уже там. Закрой глазки.

— Зачем?

— Просто закрой.

Закрыла. И легчайшая музыка заструилась вокруг нас, и его пальцы, едва касаясь, спустились с моих плеч, скользя по рукам до самых кончиков пальцев. И аккуратно обхватили мои ладошки. А я стояла, завороженно млея от его прикосновений. Во тьме закрытых глаз, словно в призрачном мареве сновидений. Только прикосновения его были реальны. Наконец–то реальны, я так скучала без них, оказывается!

Чуть вздрогнула, когда его губы коснулись моих пальцев. А затем он нежно повернул мои кисти и коснулся губами открытых ладоней — одной, потом другой. И сердце бьется, и дыхание становится все глубже, и нет сил не падать в омут под названием Анхен.

Он кладет мои руки себе на плечи, обхватывает меня за талию, притягивает ближе. А я вновь ощущаю этот запах — темного хвойного леса, где солнцу не пробиться сквозь кроны, но там, в заоблачной вышине, оно все–таки есть…

— Я так скучал по тебе, Лара, — тихо шепчет он мне в самое ухо, — так скучал.

И ушную раковину обдает жаром его дыхания, и мои руки сами скользят по его плечам, чтобы соединиться у него за шеей. А его губы нежно касаются моих. И отстраняются.

Распахиваю глаза — недоуменно, требовательно. И попадаю в плен его взгляда. И уже ни отвернуться, ни зажмуриться. Я тону в его глазах, темных, словно древесная кора, подсвеченная солнцем, словно земля у корней могучего кедра. И леса шелестят вокруг, и бьются сердца деревьев–исполинов. И мы, кажется, танцуем — легко и свободно, и каждое движение мне знакомо. И даже взлетаем — так же легко и знакомо, вот только мое тело, почему–то тянет вниз, и лишь его руки не позволяют мне сломать рисунок танца. А музыка все звучит — нежная, чарующая, едва слышимая. Его губы легко касаются моей обнаженной груди… не помню, чтоб раздевалась… Но разве это то, что следует помнить? Есть только магия движений, прикосновений, полета. И единения. С солнцем, и с миром, и с Ним…

Очнулась уже в его спальне. За окнами тьма, во всем теле слабость. И Анхен — рядом, головой на соседней подушке.

— Что ты сделал?

— Волосы тебе чуть подрастил. У людей все еще в моде косы, решил поспособствовать.

Даже не поворачивая головы, даже в полной темноте не сомневаюсь, что он смеется. Как он любит — с самым серьезным выражением лица и невозмутимыми интонациями. Потому как нагло выдает побочный эффект за цель мероприятия. Невольно улыбаюсь сама. Анхен. Я даже по его манере шутить соскучилась.

— Попить дашь? — сначала о насущном.

— Только если ты сядешь.

Сажусь. С трудом, но он помогает. Стакан с водой ждет меня на тумбочке. Он подает и, устроившись у меня за спиной, изображает спинку. Удобную, мягкую, теплую. Анхен. Так невообразимо трудно осознать: я в этой спальне, и я — есть. Реальная, существующая, не тень, не призрак.

Но вот судя по состоянию, пил он меня жадно. Очень.

— Будь я обычной, я бы умерла, — негромко произношу вслух, допив все до капли.

— Угу, — не спорит авэнэ, — года три назад.

— Что ты все–таки со мной сделал?

— Любил тебя, моя хорошая. Я просто тебя любил, — его руки ложатся на грудь, чуть сжимают, тихонько поглаживают… Это приятно, так завораживающе приятно. Моя голова откинута на его плечо, глаза закрываются в истоме. У тела нет сил реагировать бурно… И у разума тоже совсем нет на это сил. Только любопытно, что же все–таки это было?

— Ответь. Вот сложно тебе?

— Лениво, — честно признается Анхен. — Я скажу, а ты снова начнешь возмущаться, обвинять меня абы в чем, — его рука скользнула мне на живот, огладила и его. — Вот просто признай, что тебе хорошо.