Василий Баранов - Хромой бог

— Что вы говорите, Роман Алексеевич! — Зина даже испугалась. Страшно услышать приговор из уст того, кто по всем разговорам госпиталя был колдуном. Он знает все о судьбах людей.

— То и говорю. На погост его скоро, под Смоленском. Оттуда он, в родную землю повезут. — Роман мог прочесть всю жизнь любого человека, но без особой нужды не делал этого. Не хотел вторгаться в личную жизнь, не обременял свою человеческую сущность ненужными знаниями.

— Как же! Как же так! — Глаза Зины широко распахнуты. Можно всю жизнь проработать в госпитале, видеть, как умирают люди, но привыкнуть к смерти невозможно.

— Так. Заражение крови у него. — Роман собирался пройти дальше, поставив этот диагноз.

— Вы его даже не видели. — Зина еще пыталась возражать, не хотела верить в неизбежное.

— Зачем, я и так знаю. — Что толку объяснять людям источник его знания. Это лежит за гранью их понимания.

— Он же вчера о выписке спрашивал. — Ее пугала внезапность такого поворота событий.

— Вот и выпишется, насовсем. — В Романе говорит раздражение от осознания того, что каждую минуту на земле умирают сотни людей. А он лишь приходует их души, складывает на длительное хранение, кастелян, завхоз. Не может он даровать жизнь вечную всем людям.

— Может операцию, переливание крови…. Я к Константину Николаевичу сбегаю. — Зина хваталась за эту мысль, как утопающий за соломинку.

— Воля твоя. Сбегай за молитвенником, лучше.

Роман ушел к себе. Поставил воду на кофе. Выпить большую чашку горячего напитка. Забурлила в чайнике вода, щелчок: отключился. Зашел Константин Николаевич.

— Роман, ты что, Зину пугаешь. — Медсестра успела доложить помощнику главного врача.

— Я не пугаю. Я сказал, что есть. Правду. — Роману не хотелось продолжать разговор. Этой ночью он шагнул за три моря, в далекий мир, где жил его брат, Кайрос. Парень был в отчаянии. Сложный переходный период. Мальчишка не знал своего предназначения. В приступе одиночества и потерянности собирался просить местных богов о позволении умереть. Пришлось отговаривать от этой глупости. Мальчишка понял свою ошибку. Поэтому у Романа с утра было хорошее настроение. Оно испортилось, как только он вошел в госпиталь. Бежишь, несешься на крыльях радости, а тут стена. И ты с размаху лбом об нее. Собраться после этого не просто.

— Какую правду? — Настаивал Константин.

— Груз двести готовь на Смоленщину. — На душе у Романа скребут кошки.

— Что за глупые шуточки. — Какую чушь несет.

— Я не шучу. Операция не удачная. Грязь попала. — Пожал плечами. Бывает, досадный случай.

— Аппендицит самая простая операция. Не мог я занести заражение. Не мог! — Костя был уверен в себе. У него большой опыт.

— В простоте вся беда. — Рома печально улыбнулся. Нет смысла менять написанное в книге судеб. Сколько рассказов бытует среди людей. Если на роду написано, утонет в колодце, можешь засыпать все колодцы в округе. Непременно найдется старый забытый колодец, в нег и провалится обреченный.

— Ты уверен? — Бесполезный вопрос.

— Да. — Сколько мрачной пустоты в этом ответе.

— Пойдем, посмотрим. Надо спасать парня. — Константин не хотел мириться с этим.

— Поздно уже. — Идти не хотелось. Опустились руки. У людей такое бывает. Порой и Древние подвержены этому недугу.

— Роман, я видел, как ты на операции…

— Что с того. Я не всегда могу. Судьба прописана давно. От нее уйти почти не возможно. Кому на роду написано в колодце утонуть, так хоть все колодцы закрой, так оно и будет. Если суждено пальчик веретеном уколоть, так и случится.

— Ты фаталист какой-то. Но можно же что-то сделать, изменить судьбу. — Вот привязался. Люди всевозможные гаданья придумали. Подсмотреть, что задумали боги. Глядишь, и обманул бессмертных.

— Вот ты о чем. Но нити судьбы пряду не я.

— А кто? — Константин не ведал сложных отношений мира Древних.

Роман рассмеялся.

— Говорят три бабы. Сидят на лавочке, сплетнями тешат себя и прядут. Срок подошел, ножницы достают. — Вот такой расклад тебе подходит. Это вы в стародавние времена придумали. Очень похоже на правду.

— Может, с ними договоришься? — Опять за свое.

— С бабами? Как ты это представляешь? Прихожу, так бабы, вам цветы и духи с модным ароматом или пузырь водки? Бабы вы дородные, мыслю, каждой по пузырю. Селедки на стол, огурец соленый. Бабы выпьют, песни заголосят, а я ножницы припрячу. Так наши без ножниц обходятся, нитки зубами перекусывают.

— Издеваешься. — Константин качает головой. — Вредный ты, Рома.