– Давай сейчас вернемся в деревню, договоримся на следующий раз, и завтра к середине дня заработаем вдвое больше, чем сегодня.
– Мм. Кстати, сколько мы заработали?
– Ну… погоди минуту… – Лоуренс посчитал на пальцах, и полученная им сумма оказалась на удивление маленькой. – Когда поменяем деньги, выйдет около четырех тренни, не больше.
– Всего четыре? Но мы же так много продали!
Кошель Лоуренса раздувался от медяков, но медяками много не наберешь, сколько бы у тебя их ни было.
– Я бы с удовольствием назначил цены повыше, если бы мы продавали жадным торговцам, но с ремесленников много не возьмешь. Такие дела.
Поскольку продавать еду ремесленникам предложила именно Хоро, спорить она не могла и потому лишь раздосадованно поджала губы.
Конечно, торговля с людьми, выказывающими такую признательность, приносила и иную прибыль, помимо денег. Даже когда доходы были малы, а опасности велики, Лоуренс редко отказывался от торговых поездок в отдаленные деревушки: его пленяло чувство, посещавшее его, когда он привозил селянам то, в чем они отчаянно нуждались.
Лоуренс положил руку на голову Хоро и потрепал ее чуть грубовато.
– В любом случае, завтра мы возьмем вдвое больше еды и получим вдвое больше прибыли. А если договоримся обо всем заранее, то сможем торговать и ночью – так сможем заработать еще вдвое. Персики в меду будут нашими – ты и глазом моргнуть не успеешь.
Хоро кивнула на слова Лоуренса, и практически одновременно с кивком у нее заурчало в животе.
Ее уши щекотно дернулись под рукой Лоуренса, и он поспешно убрал руку. Притворяться, что он не слышал урчания, было бесполезно, поэтому он искренне хихикнул.
Хоро собралась было игриво хлопнуть Лоуренса по руке, но не успела: именно в этот момент живот Лоуренса тоже заурчал.
Продавая хлеб и мясо, они оба были в постоянном напряжении, и это приглушало голод, но теперь он вернулся с удвоенной силой. Лоуренс и Хоро встретились глазами. Лоуренс вновь улыбнулся, и сердитое выражение лица Хоро тотчас помягчело.
Лоуренс огляделся по сторонам, потом потянулся в двуколку.
– Что там? – поинтересовалась Хоро.
– Ничего особенного, – ответил Лоуренс. Он снял с котла крышку и достал прилипший к стенке последний кусок мяса, а потом из бадьи – ломоть хлеба. – Я вот это сохранил. Подумал, что мы сможем это съесть на обратном пути.
Обычно Лоуренс продавал все, что могло быть продано, а когда был голоден – съедал все съедобное, что попадалось под руку. Никогда прежде он не задумывался о том, чтобы сохранить еду, годную для продажи, и съесть ее самому.
Засаленным ножом Лоуренс разрезал мясо надвое; хвост Хоро завилял.
– Но, ты.
– Что?
– По-моему, ты опять упустил кое-что важное.
В дешевой баранине было много хрящей, поэтому на разрезание ушло некоторое время, однако в конце концов Лоуренс поднял глаза на Хоро.
– Кое-что важное?
– Мм. Если ты собирался это сделать с самого начала, мог бы выбрать мясо получше. Этот кусок еле пригоден.
Конечно, полагаться на то, что Хоро будет страдать, пропустив обед, было бы наивно. Скорее всего, она время от времени, улучив момент, таскала кусочки мяса.
Лоуренс вздохнул.
– Я не заметил, – с грустной улыбкой ответил он.
Разрезав хлеб надвое, он положил на каждый по куску мяса и, всего миг поколебавшись, вручил бОльшую порцию Хоро.
Ее хвост был честен, как у щенка, и в этот раз, как ни странно, язык тоже.
– Теперь я отлично понимаю, почему ворчали те плотники. Это действительно страшно мало.
– Ты просто изнежилась. Когда я только стал бродячим торговцем, мне иногда приходилось есть семена и древесные почки, чтобы с голоду не околеть.
Хоро звучно впилась зубами в хлеб с мясом, одарив Лоуренса лишь раздраженным взглядом, потом принялась шумно жевать.
Лоуренс убрал нож, положил на место крышки от котла и бадьи и, взяв свою порцию хлеба с мясом, зашагал, помогая лошади тянуть повозку.
– А ты нудишь, как старик, – Хоро выбрала не очень-то приятные слова, проглотив то, что было у нее во рту.
Если Мудрая волчица, возраст которой исчислялся веками, говорит такое, значит, так оно и есть.

– Хотеть есть побольше и повкуснее – только разумно. Как деревья хотят расти вверх и в стороны.
Даже заведомая софистика вроде этой звучала разумно, когда ею пользовалась Хоро. Это было несправедливо.
Читать дальше