Исуна Хасэкура: Волчица и пряности. Том 3

С тех пор, как они покинули церковный город Рубинхейген, минуло уже шесть дней. С каждым днем становилось все холоднее, небо уныло хмурилось; из-за этого даже легкий ветерок пробирал до дрожи.

Еще хуже стало, когда они выехали на дорогу, идущую вдоль реки: теперь ветер нес с собой холод речной воды; это добавило мучений.

Вода в реке, казавшаяся какой-то непонятной смесью жидкости и серых облаков, даже на вид была невероятно холодной.

Несмотря на несколько слоев поношенной зимней одежды, купленной в Рубинхейгене, холод пробирал до костей.

Вернувшись воспоминаниями к тем давно минувшим дням, когда из-за чрезмерной увлеченности покупкой товаров ему не хватило денег на зимнюю одежду, и к последовавшему затем очень морозному путешествию на север, он вымученно улыбнулся. Охватившее его чувство ностальгии заставило его даже забыть о холоде… в какой-то степени.

За прошедшие с тех пор семь лет тот неопытный торговец, похоже, заметно вырос и возмужал.

Кроме того, на этот раз, помимо теплой одежды, было еще кое-что, позволяющее не думать о холоде.

Бродячий торговец Лоуренс, вошедший в самостоятельную жизнь в юном возрасте восемнадцати лет и собирающийся вскоре встретить седьмую зиму своей торговой жизни, обернулся к человеку, что сидел на козлах рядом с ним.

Как правило, здесь, рядом с ним, не сидел никто, хоть влево посмотри, хоть вправо.

Даже в тех редких случаях, когда Лоуренс путешествовал не один, его спутник вряд ли мог рассчитывать на то, чтобы сидеть вместе с ним на козлах, и уж тем более – чтобы согревать колени под общим покрывалом.

- …Что? – поинтересовался спутник.

Спутник, изъясняющийся в немного архаичной манере.

Внешне этот спутник походил на девушку лет пятнадцати с ослепительно-белыми зубами, лучистыми глазами и длинными русыми волосами, которым могла бы позавидовать и аристократка. Лоуренс, однако, завидовал вовсе не ее волосам и даже не надетому на нее прекрасному плащу.

Зависть его вызывал пушистый хвост, который она разложила поверх покрывала и любовно расчесывала.

Хвост был бурого цвета, с белым кончиком; густой мех казался очень теплым. Если из этого хвоста сделать шарф, любая богачка его бы с руками оторвала. Какая жалость, что он не продавался.

- Скорее кончай чесать хвост и сунь его обратно под покрывало.

Едва ли погрешил бы против истины тот, кто сказал бы, что девушка в плаще, расчесывающая гребнем звериный хвост, походит на бедную монашку за работой.

Однако, едва услышав слова Лоуренса, девушка сузила свои янтарные с красноватым отливом глаза и, разлепив губы, которые совсем не страдали от холодного ветра, недовольным тоном произнесла:

- Не говори о моем хвосте как о какой-то грелке для коленей.

Хвост в ее руках слегка дернулся.

Разумеется, путешественники и бродячие торговцы, мимо которых они проезжали, думали, что это просто кусок меха; на самом же деле этот хвост до сих пор рос из своего владельца.

Хвост был частью тела той самой девушки, которая сейчас его аккуратно расчесывала. И девушка эта обладала не только хвостом: под капюшоном ее плаща пряталась пара нечеловеческих, звериных ушей. Разумеется, обладателя хвоста и звериных ушей едва ли можно было назвать обычным человеком.

О существовании людей, одержимых духами и демонами и отчасти потерявших человеческий облик, было хорошо известно; эта девушка, однако, к таким людям не относилась.

Истинным обличьем ее было обличье огромной богоподобной волчицы, которая обитала в пшенице, и звали ее Хоро, мудрая волчица из Йойтсу.

Для любого знающего служителя Церкви Хоро была языческим божеством, внушающим страх. Для Лоуренса же времена, когда он боялся Хоро, остались в прошлом.

Нынешний Лоуренс мог не только с легкостью смеяться над хвостом, которым Хоро так гордилась, но и зачастую пользоваться им как грелкой.

- Ведь мех на твоем хвосте такой густой и гладкий, от него одного под покрывалом теплее, чем от целой горы обычных шерстянок.