Татьяна Богатырева - Гильдия темных ткачей (СИ)

«Условная категория, воздух, девятнадцать лет, волк на гербе — младший Кукс», — мысленно сверившись со списком гостей, определила она.

— Благодарю, баронет. Как-нибудь в другой раз.

— Тогда, быть может, Ваше Высочество желает послушать Фернелло? Сегодня ему аккомпанирует сам Клайвер, — не отставал Кукс. — Позвольте, я провожу вас в галерею Масок. Слышите, скрипка? Вступление к арии Тристана.

Далекая скрипичная мелодия на миг заставила Шу забыть и о хлыще, и о бале. Она манила и обещала что-то невероятное, прекрасное… Но пауза после сарабанды закончилась, оркестр заиграл вельсу, и окошко в дивную даль захлопнулось.

— У меня нет настроения для оперы, — покачала головой Шу.

Настырный хлыщ только собирался сказать что-то еще, как лилово-алая вспышка на миг ослепила Шу. Глубокий баритон, напоминающий гул пламени, вклинился в разговор с царственной непринужденностью.

— Добрый вечер, Ваше Высочество. А вы, Кукс, велите принести нам лорнейского.

Баронет поперхнулся, вздрогнул от гнева, разбрызгивая капли лазурной энергии, поклонился и пошел прочь. Стараясь не показать страха, Шу подняла взгляд и замерла, не силах оторваться от игры рубиновых бликов в угольных глазах. Жар, обещание, восторг, почти мольба… С трудом сглотнув, она выдавила:

— Добрый вечер, Ваша Темность.

Все остальные слова вылетели прочь, внутри зародилось странное ощущение тепла и жажды, захотелось дотронуться до смуглой щеки, провести ладонью по обтягивающему широкие плечи черному бархату.

— Рональд, Ваше Высочество. Надеюсь, мне позволено будет называть вас Шуалейдой, как будущую ученицу?

Голос его казался продолжением опасного, манящего сияния огня, разума и смерти: жар и холод, страсть и расчет. Он медленно улыбнулся, завладел рукой Шу и склонился, едва-едва касаясь губами кожи. Шу подавила дрожь, слишком приятную, чтобы списать ее на страх, и заворожено кивнула. Только она открыла рот, чтобы сказать: «да, называйте меня Шуалейдой, но не торопите с таким важным решением», — как Рональд протянул ей кубок, до краев полный кровью с отблеском лазури: гнев баронета Кукса, растворенный в красном вине.

— Сегодня прохладно, не так ли? Выпейте, это вас согреет.

Напиток выглядел очень заманчиво, но…

— Благодарю, Рональд. — Шу покачала головой. — Я не темная, и…

— Разумеется, вы не темная. — Маг лукаво подмигнул, не позволив ей закончить фразу. — Пейте. Никто не увидит.

Шу не поняла, как кубок очутился в её руках, коснулся губ.

— Свандо? Фи, дорогая, кто же пьет вечером свандо! — полный любезного яда голос сестры вырвал Шу из наваждения.

Она вздрогнула и уронила кубок. Черно-алая нить тотчас подхватила его, не позволив выплеснуться и капле зелья.

— Мы пьем, Ваше Высочество, — пророкотал Бастерхази, коротко усмехнулся Шуалейде и одним глотком осушил кубок.

— Вот и пейте сами. А нам принесите лорнейского!

Ристана отослала мага тем же пренебрежительным жестом, что он сам — баронета Кукса. Лишь на миг, короче взмаха ресниц, Шу увидела за маской очаровательного, непонятого косным обществом проказника настоящий гнев темного. Но этого хватило, чтобы она испугалась за сестру, протрезвела и вспомнила: то чудовище, что чуть не сожрало её сегодня — это тоже он. Обольстительный красавец Рональд, в чьи руки она едва не свалилась спелой грушей. Неудивительно, что Ристана верит образу, забывая о сути темных.

— А Вашему Высочеству не стоит так явно демонстрировать склонность к Тьме. Подождите хотя бы до консилиума.

Шу опустила глаза — ей не хотелось ни спорить, ни что-то доказывать, особенно на глазах сестриных прихлебателей, стайкой собравшихся вокруг патронессы. Но Ристана не желала оставить её в покое. Даже сквозь ментальную защиту просачивалась злость, усиленная завистью и презрением фрейлин.

— Как вам понравился Фернелло, дорогая? — изобразила любезность Ристана.

— Ария Тристана великолепна, дорогая, — вспомнив баронета добрым словом, ответила Шу.

— А вам не показалось, что каватина из «Дороги в Лильо» сегодня прозвучала неудачно? Наверное, маэстро Фернелло злоупотребил расположением примадонны.

Фрейлины засмеялись шутке госпожи, прикрывая рты раскрытыми веерами, а Шу почувствовала себя деревенской клушей.

— О, это легко проверить, — поддержал Ристану черноглазый шер с орлиным профилем и красноватой аурой. — Если маэстра Люсьенда не возьмет в ариозо верхнее до…

— Граф, вы жестоки к бедной Люсьенде, — захлопала подведенными глазами круглая, как булочка, фрейлина.