Татьяна Богатырева - Гильдия темных ткачей (СИ)

— …эти трехголовые виверры никогда не выходят на поверхность, потому что не переносят солнечного света, — продолжал лекцию Берри, указывая на барельефы по сторонам от арки. — К сожалению, проверить руны и огнеметы в деле за десять веков не удалось ни разу…

Кей усмехнулся: в голосе Берри слышалось искреннее сожаление. Разумеется, если бы Ворота показали себя во всей смертоносной красе, гномы бы могли гордиться ими еще больше. А для ученых вроде самого Бродерика даже нашествие зургов — повод для очередных великих теорий и смелых экспериментов.

Уже за воротами, среди приветственных воплей толпы, осыпанный цветочными лепестками с ног до головы, Кей прервал гнома. Ученый наставник в третий, наверное, раз, объяснял, откуда в Суарде взялась традиция мостить площади цветной плиткой и украшать стены мозаиками, а крыши — шпилями.

— Берри, прошу прощения, но давай ты расскажешь о влиянии восточной архитектуры несколько позже. Право, сегодня не самый подходящий момент вспоминать разоренную Ирсиду и Ману Одноглазого.

Гном резко умолк и пожал плечами. Зак, ехавший по правую руку от Кея и Шу, пробормотал что-то насчет церемоний и вшивых зургов, к которым эти церемонии могут катиться. Сестра промолчала, только понимающе улыбнулась Берри.

Последние дни, после остановки у Свандеров, Кей не узнавал ее. Своевольная девчонка, вечно увлеченная то очередным магическим экспериментом, то шалостью, осталась где-то под Кардалоной. А вместо нее рядом оказалась серьезная до занудства, настороженная, ответственная девица с усталыми глазами старого солдата. Такой она не была, даже когда вернулась из Уджир-Клыз четыре года назад.

За размышлениями Кей не забывал улыбаться народу, кивать старшинам, благодарить бургомистра и говорить прочувствованные речи, выученные по дороге наизусть. Наконец последние обещания были розданы, последние марки брошены в толпу. Последние сажени до Дворцовой площади пройдены.

— Его Величество Мардук Третий, милостью Близнецов король Валанты! — под звуки труб возвестил герольд.

Высокие золоченые ворота отворились, и на окруженный гвардейцами участок выехал король со свитой.

«Отец?.. как он стар! — было первой мыслью Кея. — А Ристана даже не притворяется, что рада меня видеть. И маг. Шу была права, шер Бастерхази ведет себя так, словно он сам тут король. Шис. Если бы не отец, ноги бы моей не было в этом гадюшнике!»

Кей почтительно остановился и спешился, ожидая, пока спешится отец, а за ним свита. Краем глаза он поглядывал то на короля, то на Шу, то на Ристану, отмечая несомненное сходство дочерей с отцом.

«А я похож? Примет ли меня отец? А народ? — стучали в висках сомнения и страхи. — Смогу ли я стать таким же, как отец, настоящим королем? Не завизжат ли горгульи на крыше, объявляя меня самозванцем? — нарядные барельефы вдруг показались хищниками, готовыми разорвать его на части. — Светлая, помоги!»

По привычке он глянул на Шу, ища поддержки. Сестра ответила ободряющей улыбкой, но он видел — ей страшно не меньше. Можно было не гадать, что померещилось ей: вокруг придворного мага даже ему, обделенному богами условному шеру, виделись струи тьмы.

— …Его Величество! Слава королю! — крики горожан оглушали Кея.

Собрав волю в кулак, он отогнал страх и взглянул в глаза отцу. Ор толпы словно отдалился, страх потускнел и отступил.

Шаг, второй… он приближался к отцу, и с каждой саженью терялись в неважности годы сомнений. Отец ждал его, любил, протягивал руку…

Приветственные крики смолкли, когда Кей опустился перед отцом на колени и склонил голову. Стал слышен шелест листьев благоухающего у самых ворот каштана.

— Кейран, мальчик мой, наконец, — шепнул отец, поднял Кея с колен, обнял и развернул лицом к народу. — Приветствуйте Кейрана шера Суардиса, моего сына и вашего будущего короля!

— Да здравствует Суардис! Да здравствует наследник Кейран! Да здравствует Его Величество Мардук! — площадь взорвалась радостными воплями.

Отец, держа Кея за руку, повел его сквозь расступившийся строй придворных к парадному крыльцу Риль Суардиса. От сладких цветочных ароматов у Кея кружилась голова… а может, голова кружилась от счастья: он вдруг вспомнил, как хорошо было когда-то дома. Когда отец брал его, малыша, на руки, когда мама рассказывала сказки.

Светлые резные колонны, цветные окна, круглая серебряная крыша со шпилем, высокие башни по концам крыльев, широкие ступени темно-синего мрамора — Риль Суардис словно всплывал из глубин памяти, только почему-то казался слишком маленьким.