Татьяна Богатырева - Гильдия темных ткачей (СИ)

Шу смотрела заворожено, словно Дайм превращался в Дракона. Усиками любопытной кошки потоки сумрачного дара скользили по его сути, изучали и ласкали. Она не умела читать воспоминания, лишь смутные образы и эмоции, но и этого было более чем достаточно. Голова кружилась, хотелось продлить давно забытое ощущение доверия навечно.

С неё тоже падали маски. Не такие изощренные, не настолько приросшие к лицу, но для неполных шестнадцати — слишком много, чтобы поверить в счастливое детство сумрачной принцессы. И там, под масками колдуньи и авантюристки, пряталась такая же одинокая девочка, каким был двенадцать лет назад баронет Дайм Маргрейт.

«Пора», — глубоко внутри, куда не смог бы проникнуть и сам глава Конвента, прозвучал приказ.

— Шу! — позвал он, заглядывая ей в глаза. — Ты знаешь, зачем я приехал в Суард.

Она кивнула и пожала плечами, мол, кто ж этого не знает.

— И ты знаешь, что кое-что для меня изменилось. Погоди. — Он поднял руку. — Да, я люблю тебя, но… шис.

Он тяжело сглотнул. Рассказывать о Печати не то что не хотелось — проще было сдохнуть, чем признаться в том, что он никогда не сможет быть ей мужем и любовником.

— Дайм, я тоже люблю тебя, — улыбнулась Шуалейда и пожала плечами. — Все прочее не так важно.

— Иди сюда.

Пожелав Конвенту провалиться в Ургаш, он поймал её за руки, притянул к себе и коснулся губами её губ. Глоток расплавленного олова ослепил, выбил дыхание — и боль пропала, сменившись… Дайм не успел понять, чем: Шуалейда отшатнулась. Её страх и вина захлестнули его с головой.

— Прости, — шепнула она, пряча взгляд. — Я не знала, что будет так.

Мгновенье Дайм не мог понять, почему она винит себя, но образ умирающих зургов расставил все по местам.

— Ты не темная, любовь моя. Это моя вина, то есть не моя…

Дайм погладил её по голове, зарылся рукой в волосы на затылке и заставил её поднять взгляд. Он хотел продолжить, объяснить, но слова застряли в горле. До темноты в глазах хотелось снова поцеловать её и убедиться: не больно!

— Но почему?..

Она не успела спросить, как Дайм закрыл ей рот поцелуем. Снова боль, короткая, как молния — и…

Дайм пил свой первый настоящий поцелуй с женщиной и не мог напиться. Все мысли вылетели из головы, оставив лишь острое наслаждение и жажду. Руки сами собой скользили по шелковым плечам, спуская платье, вытаскивали из волос шпильки, притискивали её ближе, еще ближе… Пока вдруг не стало мокро и холодно, а рядом не раздался разноголосый мелодичный смех.

— Что за?.. — Дайм обернулся, загораживая Шуалейду собой.

Удар серебристого хвоста по воде, щедрые холодные брызги и разноголосый смех ответили ему. За спиной рассмеялась Шу:

— Русалки, помилуй Светлая, настоящие русалки!

Синеволосая дева высунулась из-за коряги, что-то кинула в них и с плеском ушла в воду. Дайм поймал аккуратно срезанный лотос, обернулся к Шуалейде.

Растрепанная, полураздетая, в сиреневых и незабудковых вихрях… моя! Моя сумрачная колдунья, обманувшая Печать.

Она улыбнулась сыто и довольно, соглашаясь: твоя.

Только смех и плеск за спиной помешали ему снова притянуть её к себе и проверить глубину заблуждений Парьена и Тхемши, уверенных в том, что Печать невозможно обойти.

— Ты так прекрасна, — шепнул Дайм, вплетая в волосы Шу лотос и прислушиваясь к себе. Печать действовала. Женщина по-прежнему была для него статуей из раскаленного металла. Но он не успевал почувствовать боли: Шуалейда поглощала её, преобразуя в энергию и оставляя ему лишь наслаждение. Правда, последний слой Печати не могла обойти даже сумрачная магия: если кто и лишит Шуалейду девственности, это будет не Дайм. Но, насмешливые боги, он не смел надеяться даже на поцелуи без боли. — Ты уже увидела, да?

— Для меня это слишком сложно, Дайм. — Шу провела ладонью по его руке, тоже прислушиваясь к потокам, и заглянула ему в глаза. — Тебе точно не больно?

— Я бастард, Шу. Пес, чья верность — цепь. — Он пожал плечами. — Печать Верности. Два слоя-плетения, добавленные специально для меня Пауком Тхемши и Его Светлостью Парьеном. Мне больно касаться женщины, любой женщины. И я никогда не смогу быть тебе мужем и любовником. Трону не нужны лишние претенденты.

— Никогда? — переспросила она.

Сполохи восторга и надежды в её ауре угасли, сменившись разочарованием и тоской. Та же тоска взяла за горло и Дайма: миг счастья оказался слишком короток, а откровенность — слишком дорога. Как всегда.

— Прости, любовь моя. — Дайм отступил. — Я не должен был.