Галина Гончарова - Полудемон. Месть принцессы

— Тетушка, поздравляю вас с рождением сына, нареченного именем Рудольфа!

— Благодарю, Алекс.

— Скорее вставайте на ноги, тогда и проведем церемонию передачи власти.

Вот тут…

Напитай я ее до ушей магией жизни — и то не вызвал бы вспышку такого счастья. Боги, да что особенного в этом куске металла на моей голове?!

Почему люди сходят с ума, стоит им нацепить эту ерунду?! Предают, убивают, грабят, изменяют… да что угодно! Почему?!

Не понимаю. Я бы этот воз кому другому скинул с удовольствием, да вот беда — нельзя. И не справится никто, кроме меня. А значит — вперед.

— Полагаю, что завтра я уже встану…

Абигейль бы и сейчас с кровати сорвалась, но…

— Нет-нет, тетушка, минимум — через пять дней! И отговорок я не приемлю! Кормите же нашего малыша Рудольфа!

— Алекс! Знатные дамы не портят грудь! Только кормилица!

Я понимающе киваю. Конечно-конечно, тетя, как скажете… Хоть кормилица, хоть поилица…

Еще раз раскланиваюсь и выхожу. В открытую дверь тянутся придворные с подарками… вот и ладненько. А призраки послушают сегодня разговоры.

Мои слова про передачу власти тут все слышали. Сейчас начнут меня грязью поливать, перед Абигейль заискивать — вот и посмотрим, кто обещает, что, сколько, что хотят получить…

Сколько ж мне докладов читать в ближайшее время!

Ничего. Я себе постепенно и тайную канцелярию из людей подберу, и дворец вычищу. Я справлюсь, я же полудемон. А теперь еще и король.

Я должен…

Пять дней проходят под знаком доноса.

Я читаю, читаю и читаю, и это с учетом того, что призраки отсеивают ненужное, оставляя только сухие выжимки.

И поражаюсь размеру невычищенного. Казначей намекает Абигейль, что он завсегда предан королеве, особенно если она его при казне оставит. Командир гвардии, камергер, обер-камергеры, две трети всех придворных…

М-да. Если их всех казнить — у меня же виселиц по стране не хватит. Придется исправлять ситуацию как-то иначе.

И вот — роковой день.

Я сижу на троне. С утра, точнее ночью, я сходил в бордель и убедился, что Карли еще беременна. Значит — по крови этот ребенок прав не имеет. Никаких.

Даже если так получилось бы, что это ублюдок Андрэ — даже в этом случае первенство наследования у меня. И признание рода — у меня. И…

Волнуюсь?

Да. Сегодня многое решится.

Мажордом — ваше величество, я всегда был предан вам и вашему супругу, а этот молодой выскочка… — торжественно распахивает двери:

— Ее величество Абигейль Раденор с сыном!

И в тронный зал вплывает величество.

Белое платье, бриллианты на всех местах, ребенок на руках… Следом идут ее родственники. Отец, два брата, жены братьев, племянники, жены племянников… Как удачно! Все в одном месте!

Она проходит между расступившимися придворными и останавливается в трех шагах от трона.

Выжидающе смотрит на меня.

Я киваю жрецу из Храма.

— Волей небес помолимся же!! — затягивает тот волынку.

Я благочестиво складываю руки, все опускают головы и повторяют слова молитвы.

Зачем?

Да чтобы потом на меня никто не подумал. И не заподозрил в темном колдовстве. Не могу я себе пока этого позволить. Никак не могу.

Абигейль кривится, но молится вместе со всеми. Храмовник заканчивает одну молитву и тут же затягивает другую, третью…

Наконец ему это надоедает.

— Сим свидетельствую я, скромный служитель Светлого, что все происходящее только с его согласия, что нет здесь темного колдовства и погибельной некромантии. Да снизойдет на этот зал благословение и да станет он прибежищем правды и справедливости.

Я стоически выслушиваю витиеватости. Но куда денешься?

Потом встаю с трона.

— Призываю в свидетели сам Раденор! Я готов уступить трон законному королю и законному потомку моего дядюшки! Канцлер, прошу вас возложить ребенка на трон его предков!

Шартрез кривится так, что это замечают все, но крыть нечем. Абигейль осторожно передает ему младенца — и канцлер идет к трону.

Я предусмотрительно отступаю за спину храмовника и скрещиваю руки за спиной. Нет-нет, я тут совсем ни при чем.

Шартрез возлагает ребенка на трон и поворачивается к загудевшим придворным.

— Вот он! Истинный король Радено…

Договорить он уже не успевает. Прямо из-под его ног вспыхивает белый огонь — и мужчина загорается свечкой. Весь — и единомоментно. Горят волосы, одежда. Сама плоть плавится, стекая с костей… Мужчина издает дикий визг — но недолгий.

Через пару минут пламя прогорает — и от канцлера остается только немного обгорелых костей.