Диана Удовиченко: Реквием по империи

Я едва не подавился последним куском мяса и поспешно соскочил с места упокоения добродетельной жрицы. Не то чтобы я был так уж богобоязнен, но негоже нарушать уединение мертвых…

– Да не суетись ты! – усмехнулся Ом. – Ни одного здания вокруг храма Ат-таны не уцелело, здешняя часовня – и та разрушена. А внизу, в склепе, тихо и сухо. Я сдвинул плиту и спустил тебя сюда. Тебе нужен был отдых, а Мартина простит.

– Да уж, по сравнению с тем, что творится наверху, здесь просто благодать, – вздохнул гном.

Вдруг память, вернувшись, в одно мгновение обрушила на меня весь кошмар того дня. Перед мысленным взором замелькали картины: храм Ат-таны… нарядная толпа, предвкушающая праздничное угощение… торжественная служба… пляшущий безумный Вериллий… убегающие люди… жестокая схватка… разрушенные здания, разорванные тела… и наконец, Лютый, хладнокровно нажимающий на крючок арбалета. Я схватился за голову, скорчился в приступе то ли душевной, то ли физической боли, простонал одно слово:

– Дарианна?

– Думаю, жива, – ответил брат. – Как только ты приказал освободить храм, я вывел ее и Копыла и усадил в карету. Вадиус сказал, что вывезет императрицу через Южные ворота.

Сунув руку под влажную, воняющую тиной и пропитанную грязью, рубаху, я извлек два медальона. Один, с гербом рода Марслейн, убрал обратно, второй – кружок из черного дерева – поднес к губам и прошептал слова активации.

– Вадиус, Дарианна. Кто-нибудь, ответьте!

Связующий амулет безмолвствовал. Я пробовал снова и снова, шептал, орал, повторял имя любимой, умолял откликнуться – тщетно.

– Рик. Послушай, Рик, – на плечо опустилась рука Лютого. Я отмахнулся, продолжая свои бесплодные попытки.

– Рик, да очнись же ты! – рассвирепел Ом, стукая меня по затылку. – Скорее всего, амулеты не действуют. То ли испортились из-за нашего купания в грязи, то ли не выдержали воздействия бездны. Но мой тоже не работает.

– А дядя Ге? – спросил я брата. – Дрианн, Лилла… лорд Феррли?

Лютый печально покачал головой:

– Не знаю, Рик. Ты проспал почти сутки. Я оставил тебя здесь и хотел отыскать их, но времени не было. Надо было помогать разбирать завалы.

– Охо-хо, – старчески вздохнул мастер Триммлер. – Давайте выбираться отсюда, ребятушки. Чего в яме-то сидеть? А там, глядишь, и ее величество найдется, и все остальные, спаси их Луг. На-ка вот, лейтенант, обувай.

Он извлек из своего узла сапоги. Лютый встал на каменный гроб благочестивой Мартины, схватился за края отверстия в потолке, подтянулся на руках и вылез. Следом, обувшись, мысленно попросив у жрицы прощения за вторжение и поблагодарив за приют, выкарабкался я. Низкорослый гном долго топтался, сопел, подскакивал, но никак не мог дотянуться до отверстия. В конце концов Ом спустил к нему пару толстых корней, которые и вытащили сына гор из склепа.

Оказавшись на поверхности, я огляделся и даже не сразу понял, где нахожусь. Город лежал в руинах. Руины были повсюду, насколько мог охватить взгляд. Разрушенные до фундамента здания. Черные пепелища. Валяющиеся прямо на улице мертвые тела – расплющенные, разорванные, лишенные рук, ног, голов, скрученные, словно тряпичные куклы, замершие в изломанных позах. Их было много. Очень много. Собаки, воющие на обломках того, что недавно было домами. Трупы, трупы, трупы…

Между развалин ходили люди. Бледные, как восставшие зомби, перепачканные сажей и трухой, они разбирали завалы, чтобы отыскать выживших в этом кошмаре. Бок о бок с ними работали солдаты в серой форме имперских псов и целители. Странно, но ни одного стихийного мага я не увидел. А ведь их помощь была бы неоценимой!

У меня на глазах молодой аристократ, чудовищным усилием отвалив тяжелый осколок камня, пролез в образовавшийся проход. Вернулся он, держа на руках девочку лет пяти в пропитанном кровью платьице. Белокурая головка безвольно моталась в такт шагам мужчины, взгляд широко раскрытых голубых глаз был неподвижен. Тут же, на ходу сдергивая с плеча сумку, к ним ринулся высокий целитель. Осмотрев девочку, скорбно покачал головой: поздно… Мужчина тяжело опустился на колени, прижав ребенка к груди, мерно раскачиваясь, зарычал, завыл на одной ноте. Этот крик, полный тоски и бессильной ярости, кнутом хлестнул по душе.

Чуть дальше трое слуг вывели из развалин израненную старушку. Целитель принялся перевязывать ее раны, но женщина, растрепанная, измученная, вырывалась, пыталась вернуться в разрушенное здание.