Диана Удовиченко - Реквием по империи

Это была страшная битва. Мы оба обезумели и позволили нашим силам вырваться наружу, что привело к огромным потерям. Виндор превратился в залитые кровью развалины. Я был готов уничтожить Вериллия, но по дикой случайности это сделал мой брат. Из нас двоих отцеубийцей стал он. И был счастлив, отомстив за смерть матери – эльфийской принцессы Кай'Анилаир. Я же неожиданно ощутил боль потери. И это стало последним, что я почувствовал в тот напоенный смертью день.

– Держись, брат. Сейчас. Все будет хорошо. Мы выберемся, – приговаривал Лютый, взвалив меня на плечо и карабкаясь вверх по склону воронкообразной ямы.

Как мог, я помогал Ому: перебирал ногами, стараясь не перекладывать на него целиком вес своего тела. Но сил не было. Даже те жалкие остатки энергии, благодаря которым я все еще двигался, стремительно оставляли меня, словно просачиваясь сквозь поры и растворяясь в воздухе. Слабость делала ватными руки и ноги, давила на грудь, заставляла веки смыкаться.

– Ничего, – бормотал Лютый, – ничего. Ты главное не засыпай. Не спи, брат! Потерпи еще чуть-чуть…

Я очень старался. Приказывал сознанию работать, из последних сил таращил глаза, которые так и норовили закрыться, с трудом переставлял заплетающиеся ноги. На меня навалилась странная апатия: больше не было жалости к Вериллию, огромное количество смертей не приводило в ужас, даже тревога за Дарианну и друзей словно отступила, скрылась за чудовищной усталостью.

С небом тоже творилось что-то неладное. Солнце, едва пробившись сквозь образованную пылью и пеплом мглу, вдруг скрылось за черными тучами. Воздух сделался тяжелым и липким, небо разразилось дождем – теплым, противным, ничуть не освежающим. Сначала это были крупные ленивые капли, потом – тонкие струи, вскоре же на нас излился настоящий поток.

Земля на склоне быстро превратилась в жидкую и чрезвычайно скользкую грязь, шагать по которой было невозможно, на дне воронки заплескалась мутная вода. Мы с Лютым шлепнулись на четвереньки.

– Поползли, братишка? – невесело усмехнулся Ом, придерживая меня за шиворот, не давая съехать вниз.

– Поползли, – зевнул я, испытывая невероятное желание улечься и уснуть прямо здесь, посреди грязи, обломков и трупов.

Руки погружались в черную жижу до самого запястья, колени беспомощно елозили по скользкой поверхности. Мы стали подниматься в несколько раз медленнее. Да что там медленнее! Просто, можно сказать, не двигались с места, а то и становились все дальше от вожделенной поверхности. Клятая белая мантия, пропитавшись водой, прилипала к телу, путалась вокруг ног, мешая двигаться. Я кое-как стащил с себя неудобную одежину, отшвырнул, оставшись в рубахе и штанах. Стало немного легче. Мы прикладывали чудовищные усилия, чтобы выбраться: держались за обломки камней, цеплялись за торчащие из земли корни, но, едва продвинувшись вверх на один дайм, тут же съезжали вниз на два.

– Сюда, Рик, – пропыхтел Ом, держась за толстую ветку дуба, почему-то торчавшую из земли.

Я подполз к брату, схватил протянутую мне руку, засучил ногами по грязи и подтянул вверх свое непослушное тело.

– Передохнём, – предложил Лютый. – Вроде немного остааа…

Я даже не успел понять, что произошло. Кувыркаясь и ударяясь о камни, мы стремительно съехали вниз и оказались на самом дне воронки, по шею в теплой воде. Впереди опять был бесконечный склон, который вновь предстояло штурмовать, а сил становилось все меньше. Ноги увязали в месиве из глины и земли.

– Воистину, дерьмо не тонет, – пробурчал Лютый, глядя куда-то мне за спину.

Я оглянулся: мимо проплывал бесформенный ком пенистой слизи, в которую превратилось тело Вериллия.

– Послушай, – медленно, старательно ворочая во рту сделавшийся непослушным от усталости язык, проговорил я: – Оставь меня тут. Выбирайся сам и возвращайся с подмогой.

– Не говори ерунды! Ты уснешь и захлебнешься. Вместе выберемся.

– Со мной тебе не подняться.

– Я что-нибудь придумаю, – упрямо нахмурился Лютый. Задумчиво взглянул на ту самую предательницу ветку, которую все еще сжимал в руке, словно собираясь вручить кому-то вместо букета, отшвырнул ее и злобно выругался: – Гнилой выкидыш Брижитты! – тут вдруг его лицо просветлело. – Брижитта! Ну конечно, как я раньше не сообразил. Подожди…

Ом приложил обе ладони к земле, и взгляд его сделался сосредоточенно-отрешенным. Несколько мгновений спустя склон перед нами ощетинился пробивающимися корнями. Во все стороны выстреливали комья мокрой земли, и вслед за ними наружу вылезали извивающиеся побеги. Они утолщались, удлинялись, переплетались друг с другом.