Артем Каменистый - Демоны Юга

— Не надо нас хоронить раньше времени, как-нибудь выкарабкаемся.

— Я, Леон, не только душу металла понимаю, я еще кое-что могу. Вот, посмотри, — Дамус снял с пояса топор с белым лезвием и чуть изогнутой рукоятью из материала, похожего на пожелтевшую слоновую кость. — Это особым образом обработанное серебро, и в него добавлены крошки от особым образом обработанного белого камня. Кто-то считает, что лишь мастер артефактов может раскрыть его душу, а я вот не мастер, но кое-что могу. Этот топор убивает то, против чего бессильна самая лучшая сталь. И, хотя никто не определит в нем ни следа магии, она все же есть. Мой топор волнуется, Леон. Он обжигает мне бок. Чувствует, что скоро ему придется как следует поработать.

— Поработать?

— Да, Леон. Нас прикончит не голод. И не холод. К нам что-то подбирается. Не знаю что, но топор знает. Он готовится. И ты будь начеку. Не веришь мне?

— Я понятия не имею, как вы сюда добрались, другим тем более не добраться.

— Да, тропу занесло так, что назад дороги нет, но мир непрост, всегда можно найти другие пути.

— Но вы же не нашли. Так и сидите в горах.

— Мы еще живы, что-то, может, и найдем.

— Ты бы остальных предупредил. О своих предчувствиях.

— Никто не верит бредням Дамуса, все думают, что после всего пережитого, кроме металла, я ни на что не годен. Может, и так, но мой металл — особый, в нем есть душа, она умеет шептать нужные слова, и я умею их слышать. Так что готовься и ты, что-то обязательно будет, мой топор врать не станет. Ну что ты так на меня смотришь? Что-то не то увидел?

— Глаза у тебя какие-то…

— Что? Сумасшедшие? Да на этих самых глазах пещерный демон сожрал моего лучшего друга. Мою любимую женщину досуха высосали кровососы, а я лежал рядом и ничего не почувствовал. Мстили, твари. Ну да, было за что, признаю… Счастье, что в ту ночь рядом не было нашей дочери, ее бы тоже не пощадили. Леон, у меня с тех пор всегда такие глаза, но я куда нормальнее некоторых. Э, куда это ты так косишься? На Кайру, что ли? А почему взгляд такой, будто его маслом залили? Не смотри на нее так, не надо.

— Да на кого хочу, на того и смотрю. Чего пристал?

— А вот на нее не смотри. Так не смотри. Хорошая она и, хоть дерьма навидалась, не пристает оно к ней. И на дочку мою похожа. Не хочу, чтобы такой, как ты, вот так таращился на нее.

— А что со мной не так?

— Ты, Леон, за психа меня держишь, а мне верить надо. По всему получается, что ты тоже дерьма навидался, но к тебе оно как раз прилипло. Так вот: не надо еще и Кайру им мазать. Понял?

— Да ты точно псих…

— Может, и так. Но все же не надо. И это… не забудь про мой топор. Спи одним глазом. А то ночи здесь темные, всякое может быть…

Айша я нашел в помещении, располагавшемся на полпути к выходу из крепости. Здесь уже было достаточно холодно, чтобы не таяла вода, но не настолько сурово, чтобы под носом вырастали метровые сосульки. Тут хранили оставшиеся съестные припасы и дрова.

Айш был не один, а в компании Местиса — седобородого благообразного старичка, которому Кайра разрешала заходить ко мне в дни болезни. Именно он подзаряжал светящийся шарик и менял уголь в жаровне.

Сейчас Местис занимался тем же самым — освещением. Только на этот раз шарик был какой-то странный: не белый, ласковый, а кроваво-красный и к тому же покрыт темными разводами, выглядевшими весьма зловеще. Они непрерывно двигались, и, если вглядеться, начинало казаться, что смотришь некачественный фильм с крайне пугающим сюжетом.

— Не помешал? — осведомился я, не отрывая глаз от странного светильника.

— Нет, Леон, — ответил Айш, также наблюдая за шариком.

Местис как раз молча поднес к нему ладони, и свечение немного усилилось.

— Мне тут Дамус кое-что рассказал по секрету, я бы хотел, чтобы ты, Айш, это знал.

Главный страж растянул кончики тонких губ в бесстрастной улыбке:

— Дай догадаюсь: мастер металлов заявил, что его серебряный топор нашептал нехорошие новости о неких несчастьях, что вот-вот на нас свалятся.

— В точку.

— Леон, Дамус все время разговаривает со своим топором, и тема бесед у них, как правило, однообразная. Он хороший человек, но слишком много пережил, беды мерещатся ему на каждом шагу. К тому же там, за Срединным хребтом, осталась его дочь — единственный родной человек. Сам понимаешь, каково ему теперь. Мы уже привыкли и прощаем ему все чудачества. Не обращай внимания.

— А что это вы здесь делаете? И светильник какой-то странный…