Дмитрий Баринов (Дудко) - Ардагаст, царь росов

Молчавший до сих пор верховный жрец с горечью произнёс:

— Во всём виноват я. Что всю жизнь терпел людоедские обычаи. Что не проклял при народе именем Перкунаса всех, кто пошёл в этот бесовский поход. Что не поднял вас на войну с Пекельным и его полчищем. Надеялся в стороне остаться и вас тому же учил... Разреши мне, царь, идти на юг вместе с голядью. Если тебе нужен такой старый раб...

— Прости, жрец, но не ищешь ли ты снова лёгкого пути? — возразил Выплата. — Скажут: предатель ушёл со своим хозяином. А ведь ты всё ещё верховный жрец всей голяди...

— Я понял, — прервал его Ажуол. — Да, я вернусь в Тушемлю и буду, пока жив, делать всё, чтобы снова не собралось людоедское войско Пекельного. А если меня убьют, то я слишком стар, чтобы бояться смерти. Да это и будет лишь расплатой за то, что всю жизнь старался быть в мире со всеми богами.

Саузард тискала в руках плеть, тщетно ища глазами, на ком бы её обломать, не нарываясь при этом на поединок. Она-то надеялась на настоящий поход, чтобы кровь и дым пожарищ разбудили в росах воинственный дух и Ардагаст не сумел сладить с мужами-волками. А он провёл её, словно грек на базаре! Да не Хилиарх ли подсказал ему эту затею?

А Хилиарх смотрел на солнце, вдруг выступившее из-за облаков, на ослепительно блестевший в его лучах ледяной панцирь городка и облегчённо улыбался. На душе эллина стало легко и светло. Нет, не зря сеял Вышата солнечные семена в душу своего воспитанника. Конечно, рабство никому не сладко, кроме тех, кто лишён самой любви к свободе. Но лучше такое рабство, чем то, что ждало был голядь среди просвещённых греков и римлян: превратиться в товар, в клеймёную рабочую скотину. Хотя там, на юге, вольноотпущенник мог стать если не императором, то его первым вельможей... и первым негодяем во всём Риме. А Царство Солнца... Что ж, это хотя бы шаг к нему, и эллинам будет чему поучиться у варваров с Борисфена-Днепра.

В этот же день в городке Владимир на славу угощал царя и его сподвижников. За столом старейшина спросил Ардагаста:

— Говорят, ты, царь, вырос на Днепре, у четырёх священных гор близ устья Десны?

— Да, в селе Оболони на Почайне, — кивнул Зореславич.

— А не знал ли ты там мужика Ратшу? Лет сорок ему сейчас.

— Ратша? Да ведь он учил меня оружием владеть. Он воин хороший, под Экзампеем бился. Его, бывало, обзывают сколотным, а он: «Я сколотный, во мне дух сколотский, а в вас — холопский». Он в поход со мной только из-за болезни не пошёл: грудью слаб стал, ещё и ногу сломал.

— Это из-за его матери я из рода ушёл, — вздохнул Владимир. — Она, знаю, умерла. А об отце своём он что-нибудь говорил?

— Говорил. Иной раз поссорится с кем и скажет: «Мой отец у голяди старейшина, а ты кто?»

— Эх, побывать бы у него, покуда я жив, — мечтательно улыбнулся Владимир.

— А вот наведу лад в Черной земле, и будет тебе дорога прямоезжая хоть до Оболони, хоть до Экзампея. Непременно будет, на то меня боги в мир послали!

Шумно и весело было в обычно малолюдных окрестностях Медвежьей горы. Со всей Черной земли съехались сюда старейшины, воеводы, волхвы со своими семьями и близкой роднёй. Горели костры. Приезжие пировали и возле костров, и в длинном доме на горе, поставленном ещё будинами. Наедались блинов и напивались хмельного без всякой меры, благочестия ради, ибо веровали: как в эти дни наешься-напьёшься во славу богов и предков, так и весь год будешь сыт и богат.

Катались с обледенелых склонов горы на салазках и на донцах от прядок — чтобы лен хорошо уродил. На льду Десны тешились кулачными боями — и парами, и стенка на стенку. Ездили наперегонки на санях и верхом. Неслись вокруг горы лихие тройки — с песнями, со свистом. Чествовали молодожёнов: то песнями величали, то на санях катали, то заставляли целоваться раз по двадцать, то в снегу закапывали.

Шла Масленая неделя — первая неделя месяца сухого [31] Сухой — март (слав.). . Провожали Зиму-Морану и готовились встретить Морану-Весну. В седьмой день первого весеннего месяца свершится чудо: выведет Даждьбог черноволосую коварную красавицу Морану из подземного царства, и станет она вместо холода и гибели нести миру тепло, обилие, радость.

Всё нынче было напоказ: и богатые шубы, и расписные сани, и разукрашенные лошади, и удальство, и разгул. Только за всем этим весельем чувствовалась неизбывная тревога. Все знали: с севера идёт царь Ардагаст с непобедимым войском, с богатой добычей. Что-то ждёт теперь ослушников? А кого страшней было ослушаться — царя или могучих тёмных богов? А вдруг да разразится ещё их гнев над ним и его воинами? Солнце небесное и то на ночь в преисподний мир уходит.