Наталья Субботина - Клейменные одиночеством

Мирк легко раскидал двух крепких мужиков, схвативших его за руки, и с диким ревом бросился на меня. На нем тут же повисли еще четверо, уговаривая не делать глупостей. К ним со слезами и причитаниями кинулась маленькая пухленькая старушка — наверное, мать.

— Убийца! — орал он, вырываясь из цепких рук. К миротворцам присоединилось еще несколько мужчин, общими усилиями они заломили взбешенному Мирку руки за спину и оттащили назад. — Нелюдь! Она моя!!!

Жрец неодобрительно поджал губы, но в свару вмешиваться не стал и повторил вопрос:

— Так за кого ты отдаешь сию дщерь земли?

Керен опасливо посмотрел на бушующего Мирка, на меня… Я показался ему страшнее.

— За него, — сказал обреченно, — За Одинокого.

Несостоявшийся жених отчаянным рывком бросился вперед, таща за собой усмиряющих его мужчин, и с воплем боднул Керена в лицо. Тот упал на землю, зажимая рукой разбитый нос, из которого ручьем хлынула кровь. Никто не поспешил на помощь поверженному.

— Продолжайте, — обратился я к жрецу, становясь рядом с Лирной. — Опекун невесты сказал свое слово.

Служитель богов благоразумно опустил длинную каноническую речь и сразу перешел к основной части обряда:

— Пред ликом всех Семи Богов, данной ими властью, благословляю сей союз!

Не дожидаясь, пока кто-нибудь опомнится и вмешается, я схватил браслеты и всучил Лирне тот, что побольше. Она дрожащими руками застегнула его на моем запястье. Я торопливо надел браслет на нее, крошечный ключик неестественно громко щелкнул в замке.

— Да будут узы крепки, — окончил обряд жрец, сотворив рукой знак благословения, и устало вытер пот со лба.

Я привлек любимую к себе и жадно впился губами в ее губы. Потом отстранился и повесил жене на шею ключ от ее браслета. Лирна недоуменно посмотрела на изящную вещицу на груди и, побледнев, подняла на меня свои огромные глаза, они пылали гневом. Одним рывком сорвав с себя цепочку, она швырнула оба ключа в пыль и повернулась ко мне спиной, гордо вскинув подбородок. Я поднял руку, чтобы прикоснуться к ней… и снова опустил. Лирна ушла, так ничего и не сказав. Ошарашенные происходящим люди молча разошлись, уступая ей дорогу.

«Прощай, звездоокая. Теперь ты свободна».

Безрукая подобрала ключи и подошла ко мне.

— Уходишь?

Я кивнул и протянул ей полный кошель.

— Позаботьтесь о ней. Через неделю таинник пришлет еще денег, хватит на новый дом и все прочее. Постарайтесь убедить Лирну принять их.

Она обещала все сделать и обняла меня на прощание, как сына.

— Ты вернешься?

— Не вернусь.

Но мы оба знали, что это ложь.

Разбудил меня нежный поцелуй. Это было бы приятно, не чувствуй я себя так паршиво: голова раскалывалась, подташнивало, во рту пересохло, и привкус гадостный… — все прелести похмелья. Продрав глаза и с трудом сфокусировав взгляд, увидел подле себя незнакомую девушку, осторожно осмотрелся. Мы лежали в роскошной кровати, стоявшей прямо посередине погруженной в полумрак изысканной комнаты. «С какой радости я так напился? И кто?..» — невысказанный вопрос, видимо, отразился на моем лице. Незнакомка с улыбкой откинула за спину смоляные, завитые тугими спиралями локоны, открывая взору белоснежную грудь с маленькими темными сосками, изящную шею и клеймо в виде лотоса на тонкой ключице. Вечноцветущая. В затуманенной памяти кое-что начало проясняться. «Знатно вчера погулял, ничего не скажешь. И позавчера, кажется, тоже…»

Грациозно выгнувшись, красавица потянулась за чашкой на прикроватном столике и подала ее мне. Я безропотно проглотил кислое зелье с резким травяным запахом и откинулся на подушку. Снадобье постепенно начало действовать: головная боль ослабевала, мысли делались четче. Где-то среди них всплыло имя черноволосой прелестницы — Фаирэ. Она села на постели, поднесла кувшин и с улыбкой наблюдала, как я жадно пил, проливая воду на себя и шелковую простынь. Склонив голову к плечику, поинтересовалась:

— Кто такая Лирна? — я поперхнулся последним глотком, а Вечноцветущая спокойно пояснила: — Ты так назвал меня ночью, — она не ревновала, конечно. Кто я ей? Очередной мужчина, один из многих.

— Извини, — сказал я, чувствуя скорее досаду, чем вину. Что мне до задетого самолюбия случайной любовницы?

— Ответишь?

— Не твое дело.

— Конечно, — серьезно кивнула чернокудрая. — Но разве тебе самому не хочется поделиться печалью? Я никому не расскажу.

— С чего ты взяла, что я печален?