Наталья Субботина - Клейменные одиночеством

Громкое чириканье я услышал еще поднимаясь на замковую стену, выбрался на смотровую площадку и увидел крепкого парня со светлыми волосами, забранными в куцый хвостик, в окружении целой стаи пестрых пичуг. Зэйн сидел прямо на полу, привалившись голой спиной к стене и подобрав под себя обтянутые кожаными штанами ноги, и пристально следил за птичьей возней. Странно было застать его за таким занятием — все свободное время Зэйн проводил на стрельбище или в зале для фехтования. Я не любил его: самый старший из пятерых учеников Школы, он был заносчив, часто похвалялся успехами в стрельбе и владении мечом и жестоко высмеивал чужие неудачи. А после того как Наставники почему-то решили новым Югом сделать Хорина вместо стремящегося поскорее заполучить Клеймо Зэйна — этот тип стал и вовсе несносным. Я уже собирался развернуться и уйти искать себе другое развлечение, как вдруг он протянул руку в сторону одной из птиц — и она упала на спину с поджатыми лапками и осталась лежать неподвижно, как замороженная. Ее товарки испуганно вспорхнули на зубцы башни, заинтересованно косились сверху на разбросанное просо, не решаясь к нему спуститься. На полу осталось несколько трупиков.

— Что ты делаешь?! — от моего крика стая всполошилась и взмыла ввысь.

— Распугал, придурок! Дуй отсюда, пока не получил! — зло шикнул Зэйн на меня.

— Зачем ты убил их?

Он посмотрел на небо, досадливо сплюнул и снизошел до ответа:

— Тренировался. Нас все время натаскивают на выброс силы, а отъем даже не показывают.

— Потому что верны уничтожаются именно выбросом…

— А с человеком выгоднее поступить наоборот, — похоже, Зэйну не терпелось продемонстрировать свои познания, и его устраивал даже такой слушатель как я. — Сам подумай! Тогда ты не тратишь Дар, а наоборот, подпитываешь его. Да еще как!

— И что?

Убедившись, что птицы уже все равно не вернутся, Зэйн легко вскочил на ноги и горой навис надо мной.

— А то, что можно целый день есть по крошке хлеба и остаться голодным. А можно — нормально пожрать и какое-то время не думать о еде.

— Хочешь сказать, если враз выпьешь всю жизнь из человека, — догадался я, — Дар на какое-то время успокоится?

— Вот именно! Убей врага — и сможешь провести пару лишних дней с другом, — он с самодовольной улыбкой взъерошил мои волосы. — И ничего ему не станется.

— Откуда ты знаешь?

— В отличие от тебя, я читаю не только то, что наставники подсунут под нос. Во времена Войны континентов наши так и победили: Одинокие косили противников направо и налево, а на своих целыми лунами вообще никак не влияли.

Наставники не подтвердили и не опровергли слова Зэйна. Лишь напомнили, что Одинокие призваны защищать людей, а не губить. А что если это правда? Что если я могу остаться еще на два дня, не рискуя жизнью Лирны? Возможно, этого было бы достаточно, чтобы она по-настоящему полюбила меня… От ненависти к Мирку темнело в глазах. Я никогда не убивал людей, но тогда казалось, что готов убить. Это ведь просто, даже прикасаться к нему не нужно…

В какой-то момент я словно очнулся и испугался собственных мыслей. Пора было ложиться. Нечасто выпадает шанс выспаться под крышей. Поплескавшись в большущей бадье с водой за домом, я, запретив себе даже оглядываться на деревню, направился прямиком в спальню. И замер в дверях.

Заглядывающая в окно луна очертила жемчужным контуром силуэт сидящей на кровати девушки, оставляя лицо в тени. Лирна! Почему она здесь? Хочет насолить Мирку или… Встала и медленно подошла ко мне, поправила пышные локоны, неуверенно потянулась к шнуровке светлого платья. Я остановил ее руку и посмотрел в глаза — темные и бездонные, как звездное небо. И понял, что ждал ее — ждал, не признаваясь в этом себе. Горло пересохло, а сердце грохотало, как кузнечный молот. Ее холодные пальцы подрагивали. Я привлек Лирну к себе, сжал в объятьях, уткнувшись лицом в волосы, пахнущие луговыми травами и яблоневым цветом. Взял на руки, бережно отнес в кровать. Наклонился и осторожно поцеловал в губы. Лирна ответила — робко и неумело, но меня затопило всепоглощающее счастье. Я сдерживал себя, касался ее благоговейно и трепетно, в каждое движение вкладывая переполняющую меня нежность. Слова были лишними — стук сердец, прерывистое дыхание, тихий стон все сказали за нас…

На рассвете Лирна ушла. Остались лишь растерянность и вкус прощального поцелуя на губах. И непонятная горечь. Перед глазами снова и снова возникали в детстве затверженные сроки из Книги Дорог: «Та, чье сердце переполняет любовь к Одинокому, черпает силы из мужа своего. И будет жизнь ее долгой, как у суженого, и не познает болезней и старости…» Я не смел надеяться, что Лирна меня любит, но в одном не сомневался: этой ночью звездоокая хотела быть со мной. Будь что будет. Я принялся торопливо одеваться, с раздражением путаясь в рукавах и штанинах, и уже затягивал шнуровку на втором сапоге, когда вошла хозяйка.