Ольга Смирнова - Случайное добро

Через силу Матвей повернул голову. Михаил сидел на подоконнике, болтая ногами. В руках он вертел любимую кружку Алевтины Григорьевны.

— Тебе принес, не поленился. А то здешние кружки, поди, не стерильные. Еще животом мучиться будешь.

— Ты… откуда?

— Оттуда, друг мой, оттуда, — улыбнулся Михаил. — Миссию свою ты не выполнил. Прискорбно, но факт. А как все хорошо начиналось: и дура эта, и врач одним ударом. Да-да, врач-таки окочурился. Вот, решил в утешение тебе кружечку занести.

Очередная революция в сознании Матвея произошла быстро и бескровно — наши победили. Сон с реальностью опять поменялись местами. Матвей протянул руку к кружке — рука тряслась, одни проводки повылезали, другие сместились и кожа над ними медленно начала распухать.

— Можно?

— Конечно. — Михаил легко спрыгнул с подоконника и подошел к подопечному. — Держи.

Матвей долго рассматривал кружку, сдерживая слезы. На время он даже забыл, что за ним наблюдают и сейчас прибегут Михаила выставлять. Бдительная медсестра Матвею попалась.

— Если ее разбить, — вдруг мурлыкнул Михаил, — то края острые получатся. И резать они будут хорошо. А знаешь, где проще всего резать? Нет, запястье оставь тем, кто хочет выжить. Вот здесь, — Михаил показал на горло, — сбоку. Только воткнуть надо посильнее. И в палате сразу станет красиво, а то белый цвет тоску навевает.

— Уйди, — попросил Матвей. — Это мамина кружка. Я не буду ее разбивать.

— Ага, — глубокомысленно кивнул Михаил. — Мать ты угрохал, а кружку бережёшь. Где логика, друг мой?

Матвей только глаза закрыл и губу прикусил — сильно-сильно — чтобы не разрыдаться.

— Ой, да ладно тебе, — всплеснул руками Михаил и уселся на кровать рядом с Матвеем. — Мы же не просто так. Мы же тебя к предназначению готовили. Ради, во имя и так далее. Убил и убил, подумаешь. Без нее даже лучше.

Внутреннее напряжение грозило разорвать Матвея на сотни ошметков. Михаил жизнерадостно болтал:

— Ну не вышло у тебя с избранностью. Придурком ты оказался, слабовольным придурком. И врага не уничтожил, и принцип не доказал. Зато у тебя остался я — полное Счастье. Мы вместе. И мы что-нибудь придумаем. Не зря же я тебе кружку тащил. Кидай. Кидай же.

— Не могу. — У Матвея тряслись губы. Он сильно прижимал кружку к груди, пытаясь справиться с эмоциями. — Я сломался. Я сломался.

— Тогда это сделаю я! — азартно выкрикнул Михаил, выдернул кружку у Матвея из рук и с лихим гиканьем швырнул ее об пол. Осколки брызнули во все стороны. — Каково, а?

В этот момент произошло две вещи. Первая: открылась дверь, и в палату вошла медсестра. Вторая: у Матвея потемнело в глазах, в голове зазвенело.

Он никогда не умел бороться за свое, этот волшебник-неудачник. В детстве у него отнимали игрушки даже дети помладше. Он просто отходил в сторону, и глаза его были полны слез, но смелости отобрать свое не находилось. Ведь для того, чтобы отобрать, нужно было драться, а хорошие мальчики, примерные сыновья не дерутся. Упаси боги. Это так огорчает их матерей.

Такой ярости Матвей не ощущал никогда. Ярости, в которой не было ни грана страха; ярости чистой, первобытной, инстинктивной. Запоздалой, детской, когда плевать на последствия — главное, забрать свое.

Тихо, стремительно, Матвей кинулся на улыбающегося Михаила, который стоял на месте и не двигался, пока его не сшибли. Провода выдрались из тела Матвея окончательно, и ему было бы больно, если бы он находился в уме. Откуда только силы взялись — после тяжелой операции, после ранения в грудь, после нескольких дней мучительных раздумий и самоедства. Как бы то ни было, силы нашлись — раз была мотивация.

Матвей мутузил посланника небес с таким наслаждением, что не сразу понял, что его кто-то пытается от Михаила оторвать.

— Немедленно перестаньте! Вам сейчас плохо будет!

Медсестра-подлюка позвала на помощь еще двоих, и только так они смогли оторвать Матвея от его жертвы. Матвей плевался, орал и брыкался. Кровь лилась из открывшейся раны, но ему было все равно. Безумным взглядом он смотрел на распростертого на полу Михаила. Посланник выплюнул пару зубов, с трудом поднялся с пола, отряхнулся и сказал:

— Давно бы так. А то сю-сю… дай себе волю, друг мой. Дай себе волю. Тебе понравится, обещаю. В этом твое спасение.

— Врача, немедленно. Он умирает… Врача!

Последней мыслью Матвея было — не было за тридцать лет у меня счастья, и не надо.

Было раннее утро. Александр спал, а Лера нет. Не спалось ей ни капельки. Может, потому что прошедшая ночь была весьма бурной — во всех смыслах. Может, потому что Александр оказался на удивление заботливым как раз там, где этого от него не ожидалось. Может, мыслей было слишком много…