Ольга Смирнова - Случайное добро

— Только будь на связи.

— Ты как себе это представляешь? Телефон с собой взять? Чтобы он зазвонил в самый неподходящий момент?

— Поставь на беззвучный режим. Что может быть проще.

— Нет, — категорически отказался Игнат. — Никаких телефонов. Буду под утро, так что спи спокойно. И, кстати… помудри еще над блокнотом, если получится. И над амулетом. Может, чего в голову придет.

Лера не стала говорить, что у нее голова чугунная после приключений, помноженных на бессонную ночь и непрекращающийся мозговой штурм. Ей требовался полноценный отдых. Прав Игнат, толку от нее никакого. Сплошная обуза.

У неё даже не было сил его проводить. Да что там, сил не было и доползти до спальни. Лера рухнула на диван и провалилась в глубокий сон, похожий на кому. Она не услышала, как хлопнула, закрываясь, дверь.

Письма были возвращены в конверты, конверты аккуратно перевязаны и сложены стопками в прежнем порядке, ящики заперты, дверь закрыта. Ночная вылазка прошла без происшествий. Видимых глазу, по крайней мере.

Матвей прокрался обратно в спальню, умылся, почистил зубы и лег в кровать. Он разрешил себе не думать, куда из кабинета пропал Михаил. Матвей даже не заметил, чтобы он уходил — просто в один момент поднял взгляд и обнаружил, что остался в одиночестве. Он разрешил себе не думать, что злодей может безнаказанно бродить по дому и совать нос в его вещи. Он наплевал на реакцию матери, если она проснется и обнаружит Михаила. Наверное, уже тогда Матвей что-то подозревал, иначе не позволил бы себе вопиющей халатности.

Было пять утра, а сна ни в одном глазу. Матвей проводил занятный эксперимент — пытался улечься так, как удобно ему, а не так, как приучила мать. Вот он повернулся на бок, поджал ноги, блаженно вздохнул, смежив веки… а в следующее мгновение понял, что руки его вновь вытянуты по швам поверх одеяла, а сам он пялится в белый психушечный потолок. Когда мамины наставления въелись под кожу настолько, что стали образом жизни? Когда ее мысли стали его мыслями? Её правила — его кодексом?

Матвей никому не признался бы — и себе в первую очередь — что знает . Что мать его не любит. Потому что тогда его жизнь окончательно потеряла бы смысл. Пока тлела слабенькая надежда, что он просто ещё не достиг желаемого ею статуса, пока он заставлял себя верить, что все может поменяться, если он ещё немного постарается, ещё чуть-чуть потерпит…

Наверное, убийство плохого волшебника, злодея поможет ей увидеть в сыне героя. Без сомнения, цель оправдывает средства. По крайней мере, эта цель и эти средства. Принцип равновесия, чтоб его демоны побрали, не выходил из головы. Добрые поступки и злые поступки. Все может быть, но все можно исправить. Еще один довод в пользу… убийства. Прежний Матвей убежал бы в ужасе при одной только мысли об этом, но Матвей нынешний мусолил идею в голове, не в силах отбросить её просто так.

Одним выстрелом убить кучу зайцев. Восстановить равновесие, вернуть спокойствие, избавить мир от злодея и тем самым вымостить себе дорогу в рай. Соблазнительно, чертовски соблазнительно. Привлекательно, как ни одна женщина, идея или книга.

Умаслить мать — отомстить ее обидчику. Пусть она и говорит, что Александр — идеальный, но Матвей-то знает. Теперь знает, что многословными восхищениями она маскирует давнюю обиду, не желая признавать, что ее в свое время кто-то посмел отвергнуть. Хорошая мина при плохой игре — так, кажется, называется? О другом варианте Матвей как послушный сын даже думать не хотел. Алевтина Григорьевна не может быть плохой, с Александром заодно. Да, она самую чуточку не дотягивает до совершенства, но совершенны в этом мире только боги. Нет, она просто хорошо притворяется, не показывает боль, причиненную давним предательства. А Матвей отлично знал, как ранит чужое равнодушие, как болит сердце и рвется душа.

Из писем Матвей усвоил одно — Александр свою нежно любящую сестру променял на порочную столицу. Отринул семейные ценности и сбежал, подлец. Разбил сердце юной Алевтине. Но она не позволила себе ни одного грубого слова в его адрес, ни одного намека на прошлое. Матвею было престранно думать о матери подобными словами — юная, любовь, привязанность, письма. Проще было называть ее — даже в мыслях — по имени, как будто со стороны… Алевтина — поразительная женщина. Или…

Нет, нет, нет. Миллион раз нет, этого просто не может быть. Она не плохая. Она слишком принципиальна. Она бы не отступилась от себя даже ради брата. И потом, она даже не знала, где его искать. Или…