Эльберд Гаглоев: Во славу Блистательного Дома

Гора дыма еще не опала, а эти кто-то в количестве не менее десяти индивидуев в черных плащах стояли и пялились на меня. Наверное, с их стороны процедуры моего восхитительного появления было не видно. Но вот теперь... Одно из двух: или ребята отличались не быстрой, а я бы даже сказал, замедленной реакцией, или от нахальства моего они просто остолбенели. А потом тот, кто стоял посредине мрачной шеренги, заметно отличающийся от своих коллег размерами и солидным посохом, бесцветным таким голосом сказал:

– Убейте его.

Как же. Зеркало еще падало в карман шинельки, а меч, который я предусмотрительно не выпустил из руки, уже взмыл, раскручиваясь в вертикальной восьмерке. Тивас не зря меня гонял с таким усердием. Вообще-то смертоубийство мне несимпатично, но в жизни я привык руководствоваться третьим законом Ньютона.1 А поскольку группа встречающих неторопливо двинулась ко мне, доставая из складок широких черных плащей нечто, очень напоминающее ятаганы, то жалеть этих людей, не читавших позднего Толстого, я не стал. Это просто ужас, что может сделать метр хорошо отточенной стали, закрепленной на рукояти с хорошим противовесом. В умелых руках. Это просто оружие массового поражения. Бастард, в отличие от своих более тяжелых полутораручных собратьев, оружие не только тяжелое, разваливающее надвое закованных в доспех врагов, но и оружие касания, а длина клинка частенько делает это касание роковым. Уводишь его просто, на противоходе. А если уж раскрутил...

Они перестали нагло домогаться симпатии, когда потеряли двоих. Задумались. Но не испугались. Рассыпались. Двое попытались втянуть меня в обмен ударами, а остальные собрались окружить. У этих двоих было мало практики. Один поймал животом нож, а второй с серьезным изумлением уставился на вылетающий из его груди меч, которым я сразу на развороте рубанул третьего и, сделав несколько па, вырвался из круга почитателей. После чего с удивлением уставился на свои руки. Я научился драться, но никогда за все время пребывания здесь не убивал с такой ленивой отстраненностью. Похоже, просыпался настоящий Саин. И парнем, как я понял, был он кровожадным. Или многочисленные удары по голове сказались?

Соучастники похитителя уже не делали опрометчивых попыток выполнить указание руководства о моем немедленном побивании. Жить хотелось. Однако ятаганами махали бодро, явно пытаясь оттеснить меня от дымного облака. И что характерно, оттеснили. Меня это не обрадовало. Дел здесь больше не оставалось. Спертую вещицу я добыл, а бегущий в нашу сторону небольшой ромб рогоглазых по понятным причинам энтузиазма во мне не будил. Тем более дядька, что отдал человеконенавистнический приказ, поднял перед дымной кучей руки, похоже, собираясь прикрыть портал. Намерению его было не суждено сбыться. Из дыма неторопливо вышел Граик и без всякой суеты сунул свою длинную шпагу прямо под капюшон оператору пространственных переходов. Осмотрелся и легкой рысью направился в мою сторону. Или у моих почитателей глаза были на затылке, или они смерть руководства на ментальном уровне почуяли, но обернулись разом. Я бессовестно воспользовался ситуацией и бросил в ближайшего нож. Удачно. А из дыма показалось мечеобразное острие Высокой Сестры. Вскоре появился и ее владелец. Быстро оценив ситуацию, бережно уложил в мягкую траву копье. Достал из сагайдака лук и стал лупить по рогоглазым. Успешно. Двоих свалил сразу. Улаганы возбудились и очень активно побежали в его сторону. Хамыца это не смутило. Тем более что появившийся из дыма Тивас сразу принял участие в стрельбе. Поднял свой многофункциональный посох и свалил еще одного рогоглазого.

Смущенные столь эффектным появлением моих соратников встречающие, одетые в черные плащи, попытались скрыться. Но двоих сбили стрелы Баргула. А на остальных напал Граик. Серьезно раненный при попытке отбить плененных арфанов, он по понятной причине считал их своими личными врагами. И существовать с ними в одном мире отказывался. Что и доказывал со всей возможной убедительностью.

Рогоглазым надоело, что в них стреляют. Они остановились, сбили щиты, присели, и второй ряд влупил по моим друзьям из арбалетов. Так мне вначале показалось. Когда с подставки слетел один из шандалов, я понял, что ошибся. Ребята просто не хотели, чтобы к нам поступило подкрепление. И дым сразу стал прозрачнее. Добившись своего, улаганы не бросились вперед, имея в виду не подставляться под стрелы. Медленно, на этот раз прикрывшись щитами, поползли они в атаку. Хамыц метнул стрелу. С гулом прорезала она воздух и врубилась в щит. Тот качнулся. Но не упал. В коробе довольно зарычали. И тогда Хамыц атаковал. Впервые я видел, чтобы один с таким энтузиазмом набрасывался на множество. Причем множество, закованное в доспехи и идущее в строю. Сначала я решил, что это такая форма самоубийства. Экзотическая. Хамыц так не думал. Баргул тоже. Потому что, подхватив Высокую Сестру, бросился за побратимом. Вмиг певец сорвал расстояние шагов до тридцати, на бегу растянул лук и, остановившись, выпустил стрелу. Черной молнией мелькнула она и до оперения вошла в щит, отшвыривая его вместе с владельцем, а коллеги ее летели с невероятной скоростью, с убийственной точностью находя цели. Убегать было бессмысленно, и улаганы пошли в атаку. Еще троих бойцов поразили стрелы, и Хамыц, отбросив лук, вырвал меч и, как кречет в стаю селезней, ворвался в раздерганный строй. В открывшуюся брешь тут же вломился и Тивас, и сразу клинки его кнопочной глефы, крутящейся подобно мельничному колесу, окрасились кровью. Я бросился было на помощь, но наткнулся взглядом на Баргула, безучастно снимающего тетиву с лука Хамыца.