Сандра Вог - Серебряный вечер (ЛП)

А позже колокол прозвенел тревогу, Троты завыли. Райф лежал с разорванной грудью на площади, а мои лунные волосы стали красными от его крови. Я не двигалась, отчасти удивленная, отчасти желавшая, чтобы Трот сломал мою шею, но его убил Всадник, промчавшийся мимо.

Мы так и не признались друг другу. Ларк сказала Райфу, что я любила его, она передала мне его слова. «Любовь не может умереть», — это просил сказать мне Райф. И хотя Ларк вмешалась, было уже поздно, поздно для всего, кроме слов. Все секреты были впустую, они ни к чему не привели.

«Любовь не может умереть». Но эта умерла. И мне остались лишь страшные воспоминания и кольцо.

* * *

Руки крепко цеплялись за колени, пальцы побелели. Я медленно отпустила их, закрыла сумку с неиспользованными травами. Но я слабо улыбалась, ведь еще не была сломлена. У меня был другой план смерти: болота Руд. Я слышала о них на рынке, это место было просторным и пустым, человек мог затеряться в камышах, а питаться там было нечем. И это давало мне надежду, что если я не могу подавить инстинкт Целителя, болота сделают это за меня.

Мне сказали идти на запад. Я была уже близко. И вещи уже высохли.

* * *

Лунный свет облегчил путь. Я шла ночь, за ней еще одну, немного спала и все дальше удалялась на запад. Я была слишком далеко от Мерит, чтобы понимать, какую деревню прошла, чтобы узнавать ленты на их площади. Я измеряла направление по восходу, немного свернула на юг. Если пойти на север, я попаду в город Тир. Я слышала, что это место было ужасным, там я оказаться не хотела.

Я прошла мимо труппы актеров, что расположились на берегу пруда. Их колокольчики звенели на ветру, напоминая о фестивалях, акробатах и пантомимах.

— Какие новости? — спросили они про города на востоке. Я сказала, что все так же, как и на западе: праздновать нечем, фермеры обеднели, не могли платить за развлечения.

Мы пожали руки в месте, где делились едой, хотя делиться было нечем. Я собралась уходить, но меня поманил ребенок, указывая на воду. Она хотела, чтобы я привлекла водоплавающую птицу, что плавала посреди пруда, пытаясь держаться ровно. Пруд не был глубоким, но никто не мог плавать. Я сбросила сандалии, подвязала юбки и вошла в воду. Черно-белая птица напоминала большую утку, но я такую еще не видела. Я провела ладонью под животом птицы, медленно повела ее к берегу. На земле птица дернулась и застыла, мы склонились над ней.

— Она мертвая? — спросила, хмурясь, девочка.

Я покачала головой.

— Нет, смотри, — я коснулась крыла, и птица расправила его. И я тоже нахмурилась. Я такого еще не видела: перья птицы были опалены, словно их срезали горячим мечом, темная линия виднелась по краям, все еще пахло металлом.

Мы окружили птичку пригоршнями травы и мха, оставив ее на берегу.

— Исцелить это нельзя, — сказала я. — Перья вырастут снова. Но птица далеко от дома, и это она должна сделать сама, — но девочка была рада и тому, что я спасла птицу. Я пошла дальше.

Водная птица тонула, крылья были обожжены. Такая жестокость не была доступна Тротам.

Что-то темное проникло в наш маленький мир.

* * *

День, ночь, снова день, пейзаж был скучным, а еды становилось все меньше. Зелень превратилась в коричневые земли, вскоре я прошла последние деревья и оказалась среди тусклого места.

Болота Руд.

Мне пришлось остановиться и рассмотреть густые заросли камышей передо мной, что вырывались из грязи и были вдвое выше меня. Они тянулись с севера на запад. Я шла вдоль границы. Здесь кончались тропинки, многие не решались зайти туда. Но я нашла проем среди камышей и пошла сквозь них, сквозь узкий проход. Так было лучше, чем идти через заросли. Болота тоже так решили. Подул ветерок, касаясь дыханием моих щек. Камыши словно хлопали, приветствуя.

Я открыла сумку, вытащила флягу с водой и последние кусочки сушеного мяса и моркови. Я оставила их у края зарослей как подношение тому существу, что могло здесь пройти. Мне остались лишь трофеи из дома, миньон и яды. Я закрыла глаза, подставила лицо последним лучам солнца и улыбнулась.

Поправила сумку и пошла дальше.

Путь пролегал по твердой земле. Другие тропинки обрывались тут и там, я заглядывала за повороты среди камышей, касалась их стеблей. Все тропинки все равно возвращались к узкому проему меж стен камышей. Я шла дальше. Стало тихо, не было даже шелеста. Не было и тени, лишь серый свет. Шли минуты, может, часы.

Рвение уступало перед однообразием. Я представила рядом Райфа, представила Ларк. Представила, что я не иду одна.