Андрей Прусаков - Печать ворона

Белые ночи еще не начались, и в семь часов было темно. Через гулко раз-носящую звуки шагов арку Иван прошел во двор и остановился у знакомого ко-зырька. Постоял, дыша влажным, ни с чем несравнимым, особенным воздухом центра, и по истертым ступеням, не торопясь, поднялся на последний этаж.

Иван вставил ключ в замок и повернул. Невольно помотал головой, не веря, что не был здесь два года. Или целую жизнь? А может быть, всего ночь? И не бы-ло ни армии, ничего, все это только сон. Дикий страшный сон…

В коридоре все осталось по-прежнему. Круглое зеркало так же висело на-против старого платяного шкафа, а старенький зеленый телефон — в самодельном деревянном ящичке на стене, исписанной давно забытыми номерами. Иван не удержался и, подойдя к шкафу, слегка толкнул: тот послушно качнулся, как в ста-рые добрые времена. «Все так, как было, а где был я?» — подумал Иван. Он от-крыл дверь в комнату и вошел, не снимая ботинок. Не стоило думать о грязи в та-кой момент. «Здесь не может быть грязи, — думал Иван, — здесь мой дом!» Не-сколько минут он бесцельно ходил по комнате, брал в руки и ставил на место ста-рые вещи, чувствуя странное «дежавю». Мать бывала здесь изредка, наводя по-рядок, но кое-где обнаружился толстый слой пыли, накопившейся за два года.

Завтра! Завтра будет счастливейший день! Он выйдет из дома, пройдется по Невскому, через Дворцовый на Стрелку, потом к Петропавловке, сделает круг, и вернется на Литейный, а потом снова гулять, дышать и радоваться жизни! Улыба-ясь мыслям, Иван быстро, по-армейски, постелил на большой двуспальной крова-ти, разделся и лег. И как два года назад, за окнами стучали трамваи, хлопая рас-крывавшимися дверями, гулко, точно рассерженные шмели, гудели проносящиеся машины, и свет качавшихся фонарей играл с тенями на стенах и потолке.

Неделя пролетела, как один день. Иван гулял по Ленинграду, узнавал и не узнавал любимый город. По улицам ездили шикарные иномарки, которые раньше он видел только в кино, повсюду открывались бутики и рестораны, повсеместно расплодились ларьки, торговавшие всякой всячиной. Казалось, город превратился в гигантский рынок, где можно купить что угодно, были бы деньги, а население разделилось на покупателей и продавцов, причем вторых было отнюдь не меньше первых. Иван побывал в Эрмитаже, но иные магазины поражали не меньше зна-менитого дворца. Откуда все это взялось?

К этому времени мама переехала жить к тетке, которая нуждалась в уходе. А перед дембелем бандеролью прислала ключи от комнаты и квартиры. Иван был только рад. Правда, деньги стремительно кончались, пора было думать о работе.

Утром дядя Миша встретил его громким и восторженным:

— О-о! Морячок! — и притащил початую бутылку водки. — Ну, давай! Раньше не предлагал — молодой ты еще был, а сейчас настаиваю! Теперь ты мужчина!

И налил каждому по полстакана. Потом спохватился:

— Погоди! — залез в новый холодильник, которого раньше не было. На кухонном столе явились хлеб, вареная колбаса и банка с огурцами. — Вот теперь давай!

Иван выпил и улыбнулся, заметив на щеке соседа следы от ногтей. Снова дежавю.

— Молодец! — сосед залпом осушил стакан и зажевал колбасой. — Ну, Ваня, рас-сказывай, как служба?

Иван помрачнел. Он ожидал и боялся таких расспросов. Ну, что рассказы-вать? Что армия — жуткий бардак? Что потерял там два года и разуверился в лю-дях? Что поблекшую траву там красят зеленой краской, а военную подготовку за-меняют сельхозработами? Что красивые слова о защите родины и долге оборачи-ваются бесправием и беззащитностью солдат, немногим отличавшихся от зеков. Только уголовников сажают за преступление, а его отправили туда ни за что…

— Нормально, — выдавил Иван, долго и старательно хрустя огурцом, чтобы за-мять тему.

— Твоя мать говорила, ты далеко служил…

— Туркестанский военный округ, — отрапортовал Иван. Выпитая водка расслабля-ла, прогоняя злость. «Все прошло, Иван, — сказал он себе, — чего уже злиться?»

— Ничего себе! Ну, да я тоже служил не близко. На Кубе, представляешь?

— Представляю.

— Представляешь… Там же до Америки рукой подать! Да, гоняли нас тогда — да-же страшно вспомнить! Зато, говорят, мы такого жару им дали, что в Америке из окон сигали, думали: война началась! Во как! А ты говоришь… Боялись нас тогда. И уважали. А сейчас? — дядя Миша расстроено махнул рукой и налил по второй.

— Сейчас не уважают, — согласился Иван.

— Вот именно! А почему? — дядя Миша поднял вверх указательный палец с кри-вым покарябанным ногтем. — Потому что уважают только сильного. Согласен?