Помимо нарядов, обязанностью Ивана стало восстановление полевой связи между дивизионом и штабом. Телефонный провод крепился к столбам и выходил за пределы части, а там часто случались обрывы. То местные «бабаи» стащат ку-сок провода, то колхозный трактор порвет. Капитан Колпаков показал Ивану мар-шрут и места, откуда провод прозванивался на обрыв, выдал «кошки» для лазанья по столбам и старый полевой телефон с ручкой, которую следовало вращать пе-ред звонком. С тех пор Иван частенько отправлялся за колючку чинить оборван-ную связь. И если бы не форма, тяжелые армейские ботинки, да увесистая сумка с телефоном за плечом, Иван чувствовал бы себя свободным человеком, отправив-шимся погулять за город. Мимо проезжали машины, черноокие девчонки глазели из-за заборов, дачники приглашали попить чайку. В ларьке у дороги Иван покупал свежую, только из печи, с хрустящей корочкой румяную лепешку и шел вдоль ли-нии, и ни сорокаградусная жара, ни дорожная пыль, оседавшая на лепешке, не могли отнять наслаждение двумя часами свободы. Впоследствии Иван понял, по-чему на связистом поставили именно его. Здесь, как и везде, считали что, раз ле-нинградец, то человек грамотный и ответственный, он не убежит, не загуляет у родственников и знакомых, которых у местных солдат-узбеков в округе было мно-жество.
Иван послал домой письмо с новым адресом и удивился, неожиданно полу-чив ответ от Кира. Кирилл и раньше пару раз писал ему в учебку, потом — как от-резало, и теперь Иван жадно вчитывался в корявые строчки. Как и в старые доб-рые времена, Кир не утруждал себя грамматикой и пунктуацией. Он писал, что со второго захода поступил в институт, но про учебу ни слова, все о каких-то новых возможностях, «крутых делах» и друзьях-авторитетах. Многое из того, о чем писал Кир, Иван не понял, а, дочитав до конца, и вовсе расстроился. Ведь мы вместе начинали, думал Иван, вместе учились, гуляли. Но вот я здесь, а он там. Но даже не это огорчало, а то, что Кир писал не для того, чтобы поддержать друга, а хотел похвастаться, как он устроился в жизни. Ладно, что же, ему не понять…
* * *
Как везде, в дивизионе была кастовая система. Верхушку составляли дем-беля-татары, среди которых выделялся Нагаев — высокий, сухопарый, с жестким и хитроватым лицом. Пообщавшись с ним, Иван подумал: приклей ему длинные мон-гольские усы и бороду — получится Чингиз-хан, жестокий, хитрый и своевольный. За дембелями следовали деды: тоже татары и два бурята. Оба жителя Сибири бы-ли маленького росточка, точь-в-точь два смуглых гнома, которых заставили сбрить бороды. Фамилии у них тоже были удивительные, Иван постоянно их путал и не мог произнести правильно, так же как и имена. Далее шел призыв Ивана и десяток «молодых» солдат, в основном местных узбеков и туркмен.
Первое время Иван, как и все, ходил в наряды, но спустя два месяца коман-дир предложил заступить в патруль. Не приказал, а именно предложил, что вы-звало недоумение Ивана. Патрулировали дивизион, как правило, одни деды. Ком-промисс между начальством и старослужащими. Деды не желали работать на кух-не или мыть полы в казарме, а патрулирование с боевым оружием можно доверить лишь проверенным солдатам, и лучше всего не местным. После событий в Оше оружие узбекам старались не давать. Дембеля должны были вот-вот разъехаться по домам, надо было найти смену, а русским, как заметил Иван, офицеры доверяли больше. В патруле Ивану понравилось. График был жесткий, дежурили вдвоем, через каждые два часа в течение суток, но Иван все равно радовался. Ему нравилось ходить по периметру, думать о своем, и никто не мешал его мыслям.
В дивизионе не было никого, с кем Иван мог поговорить по душам, здесь не служил ни один русский, не считая офицеров и нескольких прапорщиков. Иван особенно сошелся с Шевцовым. Русоволосый, рослый и курносый, прапорщик по-ходил на былинного богатыря, был доброжелателен и справедлив, в части его уважали. К тому же Шевцов любил музыку, особенно ленинградский рок и, если заступал на дежурство в выходные, приносил маленький магнитофон и кассеты с Розенбаумом, Шевчуком или Цоем. Лучшего повода для общения не придумать. И любимые песни грели Ивану сердце, оставляя в серо-черных буднях светлые сча-стливые пятна.
Но сослуживцы не понимали:
— Чё с прапором все время говоришь? Стучишь помаленьку, да? — ухмылялись узбеки. Видимо, тогда кто-то и пустил слух, что Иван стукач, и отношение к нему сослуживцев стало не слишком приязненным, хотя никто из обвинителей не мог сказать, когда и кого конкретно Иван застучал. Тем не менее, его стали сторо-ниться, некоторые откровенно презирали, но Иван и сам не горел желанием об-щаться с плохо говорящими по-русски туркменами и узбеками. О чем с ними гово-рить? О книгах? О кино? О рок-музыке? Он чурался их, они сторонились его, и это Ивана вполне устраивало. Он считал дни до приказа и, стоя в наряде, долгими южными ночами думал о том, как приедет домой и будет сутками бродить по Нев-скому, Литейному и Лиговке, вдыхая неповторимый запах своего города. А потом сидеть на скамейке у Казанского, чувствуя неспешную поступь времени, и обни-мать деревья в Таврическом саду…
Читать дальше