Юлия Власова - Соната для Пина и Бара

«Ну, уж точно не за примерное поведение, — критически заметил Бар. — Ты что, преступник? Знай: все преступники — авантюристы».

Киннор вздохнул: «Вот всегда так, обвиняют не разобравшись. Меня приняли за другого, за беглого каторжника. Половина каторжников в стране Афимерод, как известно, беглая. Потому как на каторге их заставляют переправлять бездарные музыкальные произведения, а это ох какой труд! Тех каторжников, которых находят после побега, ссылают в мир Людей, чтоб наверняка. Из мира Людей уже не сбежишь», — обреченно добавил он.

«Не Афимерод, а Яльлосафим», — рассерженно подумал Бар. Перечить ему не стали.

«А ты знал, что на Людей можно воздействовать мыслью?» — спросил у Киннора Пин, который проникся к нему дружеским расположением сразу, как услыхал название «Афимерод».

«Вот оно, однако, как! — изумился Киннор. — Я уж год в этой яме томлюсь, а о воздействии мне рассказали впервые. Значит, наша судьба всё-таки в наших руках?»

Да, судьба музыкальных инструментов, которые, вопреки трудностям, не отчаялись и не упали духом, действительно находилась в их собственных руках. Даже несмотря на то, что у них не было рук.

…Пин получает негласное признание.

Однажды в мир Людей пришли морозы. Пин сроду не слыхал о морозах, а потому решил, что речь идет о каких-то злодеях-разбойниках. Причем мнения об этих Морозах разделились. Люди-оркестранты с голосами позвончее утверждали, будто Морозы помогают поддерживать форму и замедляют старение. Другие, напротив, заявляли, что от Морозов одни беды. И это было больше похоже на правду. Потому что у всех без исключения виолончелей и скрипок в оркестровой яме замерзли колки. Как ни бились Люди, как ни старались, а настроить инструменты не могли. Одно слово — Морозы.

«Кем бы они ни были, — подумал как-то Пин, — пользы от них никакой. Сплошной вред».

«Такой ли уж вред? — мысленно отозвался из угла Киннор. — Не сегодня-завтра директор объявит о внеплановом отпуске. А значит, какое-то время нас не будут щипать, по нам не будут бить и нас не будут донимать однообразными гаммами».

Услыхав, что не будут бить, Бар оживился.

«А знаете что, пускай Морозы приходят почаще», — подумал он. Ему, по старой привычке, захотелось отправиться на Музыкальный курорт, к морю Стаккато, где можно развалиться на пустынном пляже и греть свои тарелки до умопомрачения. Греть, пока плавиться не начнут.

Морозы среди Людей прослыли жестокими и бесчеловечными узурпаторами. Бар мог бы добавить еще и «безынструментальными», потому как после нашествия Морозов в оркестровой яме начался такой холод, что иней оседал даже на многострадальных виолончелях. Тарелки Бара тоже покрылись инеем, клавиатурная крышка Пина разукрасилась витиеватыми белыми узорами. А поежиться-то нельзя. Ни поежиться, ни попрыгать с ноги на ногу. Ни даже постучать зубами.

На третий день внепланового отпуска Пин пожаловался, что у него заледеневают мозги.

«Да, — подтвердил Киннор. — Если замерзнет ум, пиши пропало. Ты должен быть стойким, иначе станешь как они…»

«Жмуриком? — уточнил Бар. — Если честно, мы тут и так словно на кладбище».

«Но должен же быть способ выбраться отсюда! — не сдавался Пин. — Пусть нас перевезут в теплые края!»

«Для этого нужны Люди, — веско заметил Киннор. — А с наступлением Морозов их точно метлой смело. Так что придется нам, друзья, дожидаться».

Он всё-таки поведал Пину об одном беспроигрышном способе покинуть мрачную яму. Для Бара этот способ не годился уже потому, что Бар не мог расстроиться. А Пин мог.

«Немного усилий — и твои струны провиснут, как провода на столбах. Поэкспериментируй с глушителем, подпорти войлок на молоточках. Сделай так, чтобы западали клавиши, и очень скоро тебя отправят к мастеру».

«К Мастеру? — приободрился Пин. Он надеялся, что это будет тот самый Мастер. — Расстроюсь, — решил он. — Расстроюсь, во что бы то ни стало. Пусть лютуют Морозы. Я выдержу — и добьюсь своего».

Бар дулся на Пина добрых трое суток и старался не думать в его адрес никаких мыслей, хотя мысли всё же проскакивали.

«Бросишь меня на произвол судьбы. А говорил, куда ты, туда и я!» — возмущенно думал Бар в мертвящей тишине ямы. Киннор даже не пробовал их помирить — пустая затея.

«Найти Мастера важнее, — думал Пин. — Если я найду Мастера, всё вернется на круги своя».

«Почем знать? Твой Мастер может загнать нас в ловушку почище этого „склепа“, — горячился Бар. — Никто не станет бросать друзей из-за неведомых Мастеров».