Лорел Гамильтон - Поцелуй смерти [Litres]

Она задрожала, затряслась все более крупной дрожью, так напуганная, что уже совсем не владела телом.

– Почему?

Не знаю, слышали ли ее другие. Я только видела, как шевельнулись губы.

– Потому что я – Истребительница. А ты участвовала в убийстве двух человек.

Она потеряла сознание. Колени подкосились, голова повисла, и только полицейские под руки поддержали ее вертикально. Потом вынесли в дверь, которую придержал им Зебровски. Парни из СВАТ пошли следом: как бы там ни было, а их задание было – следить за вампиром.

Мы с Зебровски остались в пустой комнате. Я повернулась к телу, снова опустив лицевой щиток.

– Что ты делаешь? – спросил Зебровски.

– Свою работу.

– Можем вообще-то отвезти тела в морг, по-нормальному, и Киркланд их не хуже тебя сможет заколоть и расчленить.

Я посмотрела на Зебровски:

– А я тем временем что буду делать, пока Ларри работает?

– Поедешь с нами по адресам, которые она нам дала.

– Мы же хотим подождать рассвета, Зебровски. Нет же других заложников, которых надо спасать.

– Значит, просто ждем рассвета? – спросил он.

– Да, – ответила я.

– Все равно я хочу, чтобы ты была с нами. Эту работу может сделать Киркланд, а я хотел бы, чтобы в бою спину мне прикрывала ты.

– Если ждем до рассвета, то боя не будет.

– Может быть. Но на всякий случай ты поезжай с нами. Оставь Киркланда подчищать хвосты.

Я снова подняла щиток на лице и посмотрела на Зебровски.

– Ты и в бою Ларри не доверяешь?

– Скажем так: никогда ни один вампир не упадет в обморок от страха перед ним.

– Дипломатично.

– Я слышал, как он отказался помочь нам в допросе задержанных.

– Он отказался вскрывать мертвых напоказ живым. Сказал, что это зло, сказал, что я ничей не ручной монстр, и если кто-то и делает из меня монстра, так это я сама.

Зебровски опустил взгляд, сжал губы в ниточку. Когда он поднял глаза, в них была злость.

– Он не имеет права такое тебе говорить.

Я пожала плечами:

– Правда есть правда.

Он положил руку мне на плечо, заставил посмотреть на себя.

– Правда совсем другая. Ты делаешь то, что нужно делать для работы. Ты каждую ночь спасаешь не одну жизнь. Кто скажет другое, тот соврет. Особенно если он сохраняет чистыми руки, потому что грязную работу делаешь ты.

Я улыбнулась, но не слишком радостно:

– Спасибо, Зебровски.

Он рукой стиснул мне плечо:

– Анита, нельзя, чтобы из-за него ты плохо о себе думала. Он такого права не заслужил.

Я подумала о его словах:

– Ты поэтому не очень стремишься, чтобы он с тобой работал?

– Ответ ты сама знаешь.

Я кивнула.

– Анита, ты не монстр.

– Ты сказал, что мы потом поговорим о том, что случилось с Биллингсом.

Он улыбнулся, но тоже не очень счастливо, мотнул головой, убрал руку с моего плеча.

– Тебе обязательно по всем острым местам пройтись собственной шкурой?

Я кивнула. Опять же это правда, что тут спорить?

– Ты ему вывихнула мозги, как вампир.

– Я не хотела.

– Что ты с ним сделала?

– Я вроде как поглотила его гнев.

– Поглотила?

– Да.

– Как?

Я пожала плечами:

– Ну, это такая метафизическая способность.

– Другие эмоции ты можешь поглощать?

Я мотнула головой:

– Только гнев.

– Ты перестала сильно злиться. Поэтому?

– Не знаю точно, может быть. Может быть, научившись контролировать собственный гнев, я получила власть над чужим. Честно не знаю.

– Он все еще очень плохо помнит последние два часа перед тем, как ты «поглотила», – он поставил в воздухе кавычки, – его гнев.

– Такого никогда раньше не бывало, и я сделала это ненарочно. Он меня напугал неожиданно, и я…

– Среагировала машинально, – договорил Зебровски. – Как кулаком, только не материальным.

– Ага.

Мы переглянулись. Будучи верна себе, я спросила:

– Ты все еще думаешь, что я не монстр?

– Ты единственная успела добраться до Биллингса прежде, чем он ударил вампира. Смотреть, как ты болталась, вцепившись ему в руку, это было… ты очень маленькая с виду, Анита. Мы все бросились на помощь, но ты разобралась сама. Как обычно и бывает.

– Это не ответ на вопрос.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Будь оно проклято, Анита, никто так сурово не обращается с собой и со всеми вокруг себя. Ты давишь, пока правда не вылезет наружу. Плохая или хорошая, тебе все равно, ты должна давить – и точка. Так?

– Теперь уже не всегда, но – да, давлю.

Я внимательно смотрела ему в лицо, ожидая ответа.

Он скривился, вздохнул, посмотрел на меня. Ответил таким же изучающим взглядом.