Лорел Гамильтон - Поцелуй смерти [Litres]

– Я хочу видеть их лица, – сказал он.

– Ты про задержанных вампиров?

– Ага.

– А я не хочу.

Он посмотрел на меня озадаченно:

– Почему?

– Потому что весь этот страх, ненависть и отвращение будут направлены на меня. А быть монстром неприятно, Ульрих.

– Монстры – они.

– Попробуй посидеть, закованный в цепи, смотреть, как я вырезаю чье-то сердце и отрубаю голову прямо у тебя на глазах, и при этом знать, что я вполне законно могу сделать – и, вероятно, сделаю, – то же самое с тобой. Ты не подумаешь, что я монстр?

– Я подумаю, что ты делаешь свою работу.

– Ты знаешь, что по закону я не обязана убивать вампира до того, как начну вынимать сердце или отрезать голову? Я это могу сделать, пока вампир жив и в сознании.

– И ты так делала?

– Да, – ответила я, и детализировать не стала.

Не стала ему рассказывать, что это было много лет назад, когда я была молода, глупа и считала вампиров монстрами, и не соображала, что у меня есть право подождать, пока вампир умрет на заре, и тогда его ликвидировать. Убивать их, пока они живы, было началом понимания, что, быть может, у вампирского вопроса и вообще вопроса о монстрах есть не одна сторона. Однажды я это сделала, чтобы получить от вампира информацию, в качестве узаконенной пытки. Второй раз я такого не делала. Бывают вещи, которые приходится делать, а потом жить в мире с собой. Это не значит, что они не оставляют на душе пятна.

Я зашагала опять к своей машине, взяла свое снаряжение и готова была проткнуть колом сердце любого из убитых вампиров, – тех, у кого нет очевидной дыры в сердце или в мозгу. Колами я не часто пользуюсь, но по закону обязана иметь в комплекте достаточно. Воспользуюсь ими как разметочными колышками, пока не придет время вырезать из тел сердца. Пока ни у кого не хватит дури вытащить кол из тела, вампир будет лежать в нокауте, пока до него очередь не дойдет или пока не взойдет солнце и не сделает за меня мою работу. Хотя последнее сейчас незаконно – признано жестоким и необычным, равносильно сожжению человека заживо. Насчет жестокости не спорю, но получается очень много тел, которые надо уничтожить до восхода. Мне понадобится помощь.

Помощью был федеральный маршал Ларри Киркланд. Он моего роста – для мужчины маловат, – с синими глазами, с веснушками и короткими оранжево-рыжими волосами, отросшими ровно настолько, чтобы клубиться по голове кудряшками. У его двухлетней дочери такие же кудри, но более темные, как у матери. У девочки локоны отросли до плеч. Ларри все еще выглядел как выросший Худи-Дуди, но вокруг рта у него залегли морщинки, как будто слишком часто приходится ему бывать серьезным или даже угрюмым. Когда он только стал моим учеником в ремесле ликвидатора, улыбка у него с лица не сходила. Я его предупреждала, что эта работа может его сожрать, если ей позволить.

Разговор происходил возле тел.

– Я заколола всех, у кого повреждения не давали картину стопроцентной смерти. Проткни остальных и приходи к нам наверх.

– Зачем приходить? – спросил он, явно насторожившись. Этому он тоже научился на работе.

Я ему уже говорила, что собираюсь сделать, чтобы расколоть подозреваемых.

– Ты будешь работать в одной комнате с одним подозреваемым, я в это время буду разрабатывать другого. Времени уйдет вдвое меньше, и повышаются шансы получить полезную информацию до рассвета.

Лицо Ларри пошло знакомыми упрямыми морщинами, углы губ опустились. Вот отчасти на этом он заработал свои морщины – на упрямом скептицизме. У меня тоже они были когда-то давно, сколько полагается, но последние годы у меня лицо морщится только в улыбках. Я улыбнулась, покачала головой и вздохнула.

– Чему улыбаешься? – спросил он, и голос его был так же подозрителен, как выражение лица.

– Тебе, себе, ничему, всему.

– Это что-нибудь значит, Анита?

Нахмуренное лицо малость просветлело, но вид у Ларри был усталый – не от многочасовой работы, а от ситуации. Мы оба от нее устали.

– Значит, что я умею читать твое настроение по лицу, по положению плеч. Все мы свою работу делаем, Ларри.

– Отрубить голову и вырезать сердце мертвым вампирам, чтобы они не поднялись из могилы, – это моя работа. Казнить вампиров, чья смерть санкционирована законом, – это моя работа. А вот помогать полиции терроризировать подозреваемых в мои должностные обязанности не входит. Это будет как посадить мертвое тело на электрический стул на глазах у осужденных-людей. Тело все равно мертвое, так что ты его не убьешь у них на глазах, но запах жареного мяса до них дойдет. Это варварство, Анита, и я не стану играть роль монстра-в-шкафу для Зебровски.