Джон Толкин - Хоббит

– Что-то ты чересчур мрачен, мистер Бэггинс! – сказал Торин. – Почему же в таком случае Смауг не завалил нижний вход? Он этого не сделал, иначе мы бы услышали.

– Не знаю, не знаю. Наверное, сперва он рассчитывал снова меня выманить, а потом отложил это на после ночной охоты или просто не хочет портить свою спальню. Лучше бы вы не спорили. Смауг может появиться в любую секунду. Единственное спасение – забраться подальше в туннель и закрыть дверь.

Он говорил с такой горячностью, что гномы наконец послушались, хотя дверь пока закрывать не стали – никто не знал, удастся ли отпереть ее изнутри. Мало радости застрять в таком месте, из которого один выход – в драконье логово.

И в туннеле, и снаружи было очень тихо. Довольно долго они сидели у полуоткрытой двери и разговаривали. Вспомнили жестокие слова, которые Смауг сказал о гномах. Ах, как хотелось бы хоббиту никогда их не слышать или поверить в искренность друзей, наперебой уверявших, будто и впрямь не задумывались о дальнейшей судьбе сокровищ.

– Мы знали, что это будет опасное предприятие, – сказал Торин. – Знаем и теперь. Убежден, когда мы добудем сокровища, у нас будет время подумать, как ими распорядиться. Что до вашей доли, мистер Бэггинс, уверяю, мы питаем к вам самую глубокую признательность, и вы сможете сами выбрать себе четырнадцатую часть, как только будет, что делить; очень сожалею, что вы беспокоитесь о транспортировке, и признаю, что она сопряжена с определенными трудностями – дороги с течением времени не стали менее опасными, скорее, напротив, – однако мы будем всемерно вам помогать и возьмем на себя часть расходов по перевозке. Хотите верьте, хотите нет – дело ваше.

Отсюда разговор перешел на сами сокровища и на бесценные предметы, памятные Торину с Балином. Гномы гадали, целы ли они в подземных чертогах: копья, изготовленные для воинства великого короля Бладортина (давно покойного), с наконечниками тройной ковки и древками, богато инкрустированными золотом, заказанные, но так и не выкупленные; щиты для давно умерших воинов; огромный золотой кубок Трора о двух ручках, с узором из птиц и цветов – глаза и лепестки у них из драгоценных каменьев; неуязвимые кольчуги, серебряные и позолоченные; оплечье Гириона, правителя Дейла, с пятью сотнями зеленых, как трава, смарагдов, которое тот отдал за кольчугу для старшего сына – сработанная из чистого серебра, она была втрое крепче стальной за счет особого плетения колец, известного только гномам. Однако прекраснее всего был бесценный белый камень, найденный гномами глубоко в недрах – Сердце Горы, Аркенстон Траина.

– Аркенстон! Аркенстон! – мечтательно повторял Торин, уперев подбородок в колени. – Он был подобен шару с тысячью граней и сверкал словно серебро при огне, словно вода на солнце, словно снег под звездами, словно дождь под луной!

Однако Бильбо уже излечился от тяги к сокровищам и почти не слушал. Хоббит сидел у двери, ловя одним ухом малейший шум снаружи, другим пытаясь различить за говором гномов какой-нибудь шорох из логова. Темнота сгущалась, и росло его беспокойство.

– Закройте дверь, – взмолился он. – Я нутром чую дракона. Эта тишина пугает меня даже больше, чем вчерашний грохот. Закройте дверь, пока не поздно.

От его голоса гномам стало не по себе. Торин стряхнул с себя мечтательное оцепенение, встал и выбил ногой камешек, державший дверь. Все налегли. Дверь с грохотом затворилась. Ни следа от замочной скважины не осталось внутри. Они были заперты в Горе!

И вовремя! Не успели друзья отойти подальше, как Гору сотряс удар, словно целое воинство великанов било в нее дубовыми таранами. В туннеле загудело, стены затрещали, на голову посыпались камни. Не хочу думать, что было бы, опоздай они закрыть дверь. Гномы бегом бросились вниз, радуясь, что уцелели, а снаружи ревел и бушевал Смауг. Он дробил каменья, разбивал утесы и скалы мощными ударами хвоста, пока все – узкий карниз, выжженная трава, камень, на котором сидел дрозд, покрытые улитками стены – не скрылось под грудой щебня и вниз лавиной не посыпались валуны.

Чуть раньше Смауг бесшумно выполз из логовища и, взмыв в воздух, исполинской вороной понесся во мраке к западным склонам Горы. Он надеялся застать врасплох вора, а если повезет, то и его спутников, и найти выход в скале. Никого не обнаружив, он пришел в неописуемую ярость и принялся крушить Гору.

Дав выход гневу, Смауг почувствовал себя лучше и решил, что с этой стороны его больше не побеспокоят. Теперь можно было приступить к другим планам отмщения.