Goblins: Стальное сердце. Часть 1

Да что ж это творится то такое?

«Магическая пиявка» превратила очередную животину в высохшую мумию, про которую можно сказать, что она пролежала тут не один десяток лет, не происходи весь процесс на моих глазах.

«Пыль Вессигера» просто испарила очередного хвостатого бедолагу, а о том, что трюм этой лохани не место для столь опасных экспериментов, я окончательно решил, убирая в мешок из–под риса, предусмотрительно захваченный мною с камбуза, полусгнивший после попадания «малого исцеления» трупик своей последней жертвы. Так вот промахнешься какой–нибудь «регенерацией», и обзаведется судно лишним, не предусмотренным конструкцией отверстием, а всем моим коллегам по морскому круизу принять незапланированные водные процедуры.

Да и крысы кончились, благоразумно скрывшись с глаз моих в закоулках трюма, там, куда не доставал тусклый свет моего фонаря.

Н-да, сюрприз за сюрпризом.

Не надо иметь семи пядей на лбу, чтобы понять: сии метаморфозы с многократно испытанным и проверенным инструментарием производит чакра биджу, которой я напитываю узор заклятия — других причин такого их поведения, обнаружить я так и не смог.

А еще мне необходимо переучиваться, если я в кои то веки соберусь ее использовать применительно к тому арсеналу, что мне достался из прошлой жизни, и это не может меня не печалить. Истинно сказано: умный учится на своих ошибках, а мудрый на чужих, применительно же к искусству магии — учиться на твоих ошибках будут уже другие, вспоминая усопшего исследователя тихим благодарным словом.

И, чтобы совсем похоронить мое и без того нерадужное настроение, а заодно, помешать выспаться, в мой, уже засыпающий разум прокралась мыслишка… Содержание ее было примерно таково: а как поведет себя «Гнев Высокого», будучи активированным с помощью чакры биджу, если уж такие коленца выкидывают простейшие заклятия? А высшее с ними и сравнивать не стоит, там если уж жахнет, так жахнет, и поднимусь я в выси горние облачком зловонного запаха…

Мысль эту из головы пришлось выкинуть — ответ на этот вопрос я смогу получить лишь одним способом.

Под конец путешествия испортилась погода.

Как поведал мне умудренный жизнью Рюто–сан, хотя сейчас и не сезон штормов, но так бывает в этих водах. Ничего, ничего, малой — говорил он мне — Привыкнешь, если хочешь стать моряком. Это ненадолго, сказал он мне, день — другой поболтает, потрясет, да и перестанет, да и не шторм это вовсе, так, духи здешних вод чего–то не поделили. К тому же, почти дошли — денька три потерпи, и сойдешь, дескать, на берег. А если не хочешь терпеть — привыкай…

Привыкать не хотелось.

Меня укачивало! Отвратительнейшее состояние, хуже, чем любое похмелье, которое я мог испытывать в прошлой жизни.

Нет, килевую и бортовую качку я переносить спокойно мог и в том, и в этом теле, но вертикальная вынимала из меня душу. Вертикальная — это когда все судно, то проваливается вниз, то взмывает на волнах вверх. И так часами напролет.

Вниз — вверх.

Вниз — вверх.

Вниииииз — ввеееееерх.

Вниииииз, *** ******, ***, и ввееееерх…

Морскую болезнь каждый болящий переносит по–разному. Кто–то метает харчи за борт, веселя кривой зеленой харей морскую живность, кто–то, немного сдурев, бродит из угла в угол, словно обкурившись нехорошего, на кого–то нападает неодолимый жор, а у кого–то все это проявляется сразу. Меня же необоримо клонило в сон, что, в совокупности с бодрящими порциями чакры, получаемыми мной от щедрого многозубого посидельца, вводило меня в какое–то сонамбулическое состояние.

Стоит заметить, что на судне я был такой не один страдалец, и храбрецов из последнего пополнения, что, перегнувшись через борт, рычали ужином на морскую нечисть, можно было наблюдать в любое время дня и ночи. Но мне не было до них дела — меня плющило ничуть не хуже.

Совершенно не соображая, я выполнял свои обязанности, приказы боцмана, что–то жевал, умудрялся не промахиваться в гальюне. Обнаружил в кладовке камбуза «морского волка», увлеченно копавшегося в моем рюкзаке, рюкзак у него отобрал, машинально хряснув «волка» в переносицу. От такой моей неловкости у него заплыли одновременно оба глаза, от чего «волк» стал удивительно напоминать хитрого енота, но юмор ситуации прошел мимо моего заторможенного разума. На остатках соображения сливал чужую чакру, чтобы хоть немного отдохнуть. Наконец, примерно к окончанию второго дня моих мучений, усталость взяла верх, и я, все–таки, вырубился.