— В Аврорат ты подать заявление не сможешь, тебе потребуется подтверждение Поттера, а мы уже договорились о цене его молчания.
Снейп чуть наклонил голову на бок. Мальчишка опередил его в подобных переговорах. Что ж, у него всегда было несколько козырей в рукаве для того, чтобы точно быть уверенным в своей победе.
— По–моему ты меня не услышал, — покачал головой мужчина. — Я говорил уже ранее, что я всеми силами постараюсь сохранить мальчишку для нашего Господина. Так же ты чуть не подставил меня, разрушив все мои старания. Ты считаешь, что я оставлю это просто так? Очень удобно, что Драко учиться на Слизерине, где я являюсь деканом, не правда ли?
Малфой выглядел загнанным в угол.
— Что. Ты. От. Меня. Хочешь?
— Клятвы. Все что мне нужно, это чтобы ты дал мне Непреложный обет о том, что не тронешь Поттера и пальцем, пока наш Лорд не возродиться.
Глаза мужчины забегали туда–сюда, будто бы он искал какой–то вариант, но ему никак не удавалось найти выход из сложившейся ситуации. Его взгляд остановился на коробочке с зельями, он тяжело вздохнул, а потом кивнул.
— Кто заверит клятву? — в голосе сквозила обреченность.
— Один из твоих домовиков. Думаю, посвящать в подобные дела твою семью слишком рискованно.
Люциус обошел стол и остановился напротив Снейпа.
— Бирли!
В тот же миг перед мужчинами возникла старая эльфийка, которая мгновенно склонилась в поклоне.
— Заверишь нашу клятву.
— Приступай, — небрежно бросил Малфою Снейп, который так и не поднялся со своего места.
Люциусу пришлось сесть перед ним на колени. Зельевар схватил его за правую руку.
— Согласен ли ты не причинять умышленного вреда Поттеру вплоть до возвращения нашего Лорда?
— Да, — произнес Малфой скривившись.
Эльфийка что–то прошептала, и над их руками вспыхнул красный огонек.
— Согласен ли ты с тем, что не будешь вплоть до возрождения Темного лорда пытаться кого–то подстрекать к причинению вреда Поттеру?
— Да, клянусь.
Еще одна вспышка озарила комнату, огненная змея оплела их руки и через несколько мгновений разлетелась, рассыпавшись на множество золотых искр.
Снейп покидал Малфой–менор удовлетворенным и довольным, думая о том, стоит ли рассказывать Дамблдору о том, что проворачивал мальчишка за их спинами. Люциус же был уверен, что Поттер просчитал все это, чтобы в итоге получить гораздо больше, чем можно было бы требовать изначально. Поразительное стратегическое мышление, которое, к сожалению, сыграло против него.
Гарри ловил себя на мысли, что очень хотел бы жить в таком месте, как дом Каркарова. Здесь было легко и непринужденно. Никто не запирал в одной из комнат, не запрещал куда–либо лезть, не ограничивал его передвижения и не заставлял постоянно работать.
Сириус же старался компенсировать упущенное время, проведенное в собачьей форме, и пытался как можно больше общаться со своим крестником. Пожалуй, Гарри знал теперь о различных зельях и проклятьях для розыгрышей куда больше, чем близнецы Вуичи. Так же он услышал совершенно новую характеристику своего отца. Исходя из редких реплик Снейпа, Джеймс Поттер получался ужасным монстром, который находил удовольствие в садистских издевательствах. По мнению же Люпина, отец Гарри был юношей с обостренным чувством справедливости и слишком сильным самомнением для признания собственных ошибок, которых у него было не мало. Сириус же буквально боготворил Джеймса и считал, что он обладал исключительно положительными качествами: преданностью друзьям, хорошим чувством юмора, харизматичностью, внутренним светом и верой в идеи добра. Из всей этой совокупности услышанного, Гарри наконец–то смог нарисовать собственный, законченный образ отца в своей голове.
По его мнению, Джеймс был ярким, несколько эксцентричным парнем, который был уверен в том, что нет никого лучше него. Ему нравилось быть в центре внимания, и он так же свято верил в то, что он не только очень крутой, но и правильный парень. Он пытался создать образ хорошего героя, что борется со скукой и злом. Самое главное, что Джеймс верил в благородство своих поступков. Сказать по правде, он действительно остро реагировал на любую несправедливость, вставая на защиту обиженных жертв, если только те не были со Слизерина. В нем, как и в любом другом человеке, тесно переплетались положительные и отрицательные черты.
Каркаров постоянно находился в приподнятом настроении. Он украсил практически все комнаты разноцветными лентами и шарами и с нетерпением ожидал Нового года. Католическое Рождество он никогда не отмечал, а подарки, присланные двадцать пятого декабря, откладывал до утра первого января, и теперь ему очень хотелось открыть их.
Читать дальше