— Проследи, пожалуйста, чтобы копии были сделаны и доставлены его величеству и мастерам Хоэта, — отдал он распоряжение Альдрету. — Теперь мне нужно идти. Впереди долгий путь, а времени мало.
С тяжёлым сердцем Феликс Ягер наблюдал, как оставшиеся в живых воины — кислевиты кладут тело Ивана Петровича на погребальный костёр. Старый воин почему — то выглядел менее внушительно, словно смерть уменьшила его. На его лице не было выражения умиротворения, которое, предположительно, обретали те, кто входил в царство Морра, бога смерти, но Феликс полагал, что последние мгновения жизни Ивана приятными никак не назовёшь. Он стал свидетелем превращения Ульрики, своего единственного дитя, в вампира, бездушную тварь — кровососа, и сам принял смерть от руки приспешников её неживого господина. Феликс вздрогнул и завернулся в свой потрёпанный красный зюденландский плащ из шерсти. Некогда он полагал, что любит дочь Ивана. Какое чувство ему следует испытывать сейчас?
Он не знал ответа. У него не было уверенности даже тогда, когда она ещё была жива. Теперь же, как он понимал, у него никогда не будет реальной возможности это выяснить. В глубине его души медленно начинало разгораться угрюмое негодование против богов. Он начинал понимать, что чувствует Готрек.
Феликс поглядел на Истребителя. На брутальном лице гнома было не свойственное ему выражение задумчивости. Приземистое массивное туловище, значительно превышавшее шириной любого из людей, выглядело неуместным среди кислевитских воинов — кавалеристов. Костяшками пальцев массивной руки гном задумчиво почесал повязку, прикрывающую пустую глазницу, а затем свою бритую татуированную голову. Огромный хохол рыжих крашеных волос поник от снега и холода. Гном поднял глаза и, перехватив взгляд Феликса, покачал головой. Феликс полагал, что Готреку по — своему нравился старый боярин пограничья. Более того, Иван Петрович был каким — то образом связан с таинственным прошлым Истребителя. Он был знаком с гномом со времени первой экспедиции Готрека в Пустоши Хаоса много лет назад.
При этой мысли Феликс задумался о том, насколько далеко от дома погиб Иван. Отсюда, от тёмных лесов Сильвании, до холодных земель на краю Кислева, которыми некогда правил боярин, должно быть не менее трёх сотен лиг. Разумеется, владений старого боярина ныне не существует — они сметены обширным вторжением Хаоса, которое на юге дошло аж до Праага.
— Снорри думает, Иван умер хорошей смертью, — произнёс Снорри Носокус.
Он выглядел печальным. Несмотря на мороз, второй истребитель был одет не лучше Готрека. Возможно, в отличие от людей, гномы просто не испытывают неудобств. Хотя куда вероятнее, что они просто слишком упрямы, чтобы обращать на это внимание. Обычно глуповато — радостное лицо Снорри несло на себе отпечаток грусти. Возможно, он не настолько бесчувственный, каким выглядит.
— Не бывает хороших смертей, — пробурчал Феликс себе под нос.
Осознав, что сделал, он вознёс беззвучную молитву, чтобы его не услышал никто из гномов. В конце концов, он поклялся сопровождать Готрека и воспеть гибель Истребителя в эпической поэме, хоть это и было, кажется, целую жизнь тому назад. Гномы живут лишь с целью искупить какой — то предположительный грех или преступление, встретив смерть от руки могучего чудища или противника, значительно превосходящего числом.
Выжившие кислевиты колонной прошли мимо, отдавая последнюю дань уважения своему бывшему господину. Многие из них пальцами левой руки складывали знак волчьего бога Ульрика, затем, бросив взгляд за плечо, складывали его снова. Феликс понимал их. Они всё ещё находятся в тени замка Дракенхоф, могучей зловещей крепости, которую лорд — вампир Адольфус Кригер собирался сделать своей. Он обладал древним амулетом и планировал подчинить себе всех аристократов ночи. Но преуспел лишь в том, что навлёк собственную погибель.
Но какой ценой? Столь многие лишились жизни. Рядом находится ещё один большой погребальный костёр, который выжившие кислевиты поспешно сложили для павших товарищей. И ещё один, с останками приспешников вампира. Эти люди не собирались оставлять тела несожжёнными в проклятых землях Сильвании, где те предположительно могли быть воскрешены чёрной магией некроманта.
Опираясь на свой посох, вперёд вышел Макс Шрейбер, в своих золотых одеяниях на все сто выглядя горделивым волшебником. Достоинство мужчины не умаляли даже проделанные мечом прорехи и брызги крови на одежде, но мрачные черты лица и какой — то неживой взгляд роднили его с Готреком. Макс любил Ульрику, возможно, даже сильнее Феликса, и теперь он тоже потерял её навсегда. Феликс надеялся, что пребывающий в печали волшебник не совершит ничего неразумного.
Читать дальше