Валентин Маслюков - Клад

И опять игра случая: разная дрянь, включая вытертую метелку, все исчезло бесследно, а дорогая утварь, два сундука с добром, заблаговременно затопленные в трюме, благополучно пережили нашествие.

Потери возмещались находками. Хозяйственные хлопоты, казалось, не оставляли обитателям «Рюмок» времени вспомнить о вороне. И все же перекрикивались они друг с другом чуть громче, чем требовалось, имея как раз в виду удобства невидимо присутствующего соглядатая, ушам которого и назначались несколько назойливые проявления непринужденности. Ворона, как скоро обнаружилось, пристроилась за кормой на сваях; верткой птице не сложно было найти себе укромный насест.

Трудное при всех обстоятельствах умение забыть о том, что за тобой присматривают, хуже всего давалось Тучке в его неопределенном, взвинченном состоянии. Ликование его по поводу вновь обретенного топора заключало в себе нечто чрезмерное, и с чрезмерным же ожесточением обрушился он на новую, только утвердившуюся власть законников, сваливая при этом в одну кучу и самоуправство городской стражи и нахальство всех эти столичных штучек, что понаехали тут наводить порядок.

– Полно, Тучка! – не вытерпела Золотинка. – Ты ведь не думаешь в самом деле, что это справедливо и согласно с законами высшего блага, когда княжич Юлий упрятан в сырое подземелье с крысами ни жив ни мертв? – отставив подальше, чтобы не обливаться, Золотинка держит перед собой охапку раскисших нарядов, которые она только что извлекла из гнилой воды трюма.

– Послушай меня, Золотинка! – отзывается Тучка, остановившись посреди палубы, волосатые ноги его в закатанных выше колен штанинах черны от жирной огородной земли. – Я в подземельях не бывал. Думаю и дальше как-нибудь так устроиться, чтобы от сумы да от тюрьмы уберечься. – Тучка ставит торчком указательный палец, каждое второе свое или третье слово он вменяет Золотинке в вину. – Вот что я тебе скажу: я прожил на свете сорок пять лет и за всю свою жизнь не видел от злодейки Милицы никакого зла.

Соглядатай неизбежно присутствует в каждом горячечном замечании, в каждом несдержанном жесте и не слишком хорошо обоснованном мнении. Мы честные граждане, нам нечего скрывать, даже если мы чуточку храбримся в наших вольных, не предназначенных для чужих ушей разговорах – вот что выражает эта несдержанность.

– Ничего не могу сказать о Рукосиле и говорить не стану, – продолжает Тучка, нисколько не смягчаясь. – Зато я знаю епископа Кура Тутмана, я знаю его лично. И это меняет дело. Кур Тутман – достойнейший человек! – Поплева на шканцах только пожимает плечами и ничего не говорит, но переглядывается с Золотинкой весьма выразительно, и это взаимопонимание за счет третьего окончательно выводит Тучку из равновесия. – Достойнейший! – повторяет он с вызовам. – Я знаю Миху Луня, он представляется мне… человеком высоких побуждений. И это довод. Миха Лунь на стороне курников – что ж это довод. Законники разгромили и разграбили мое жилище – еще один довод. Не стану возражать, если вы укажите мне на это обстоятельство, как на довод: законники разгромили «Рюмки». А общих рассуждений не надо.

– Послушай, Тучка! – говорит Золотинка, бессознательно комкая в руках мокрое тряпье – вода обливает ноги, живот мокрый. Золотинка возбуждена сверх собственного разумения. – Пусть Миха не обижается, я бы и в глаза ему сказала, если бы когда-нибудь его встретила… – голос ее звенит. – Всего в нем намешено и хорошего, и дурного… Мутный человек – вот что. Мутный.

– Бесполезный спор, – пытается показать пример благоразумия Поплева, но и сам заводится, начиная защищать законников, Юлия, Рукосила и вообще – всех наших.

А Золотинка, глянув невзначай за борт, натыкается близко-близко на бесстрастный, лишенный всяких признаков созерцательности взгляд – две блестящие бессмысленные бусины – одна и другая по сторонам черной узкой головы. Это даже и взглядом нельзя назвать. Второй или третий час сидит, словно приклеившись к просмоленному канату, ворона и терпеливо впитывает в себя весь этот словесный мусор.

– Свора негодяев! – сердится Тучка на Золотинку. – Но ты тут причем. Ты же не негодяйка! Какого же черта ты тогда с ними?!

– И про Миху скажу! – огрызается Золотинка. – Всему-то он цену знает, а себя полагает выше добра и зла. Потому-то он Миха Лунь, а не Ощера Вага. Вот кто он такой – волшебник средней руки и ничего больше. Человек, который застрял на распутье. Потому что и того хочет, и этого – всего сразу, а так не бывает. Надо выбирать. Выбирать – значит от чего-то отказываться, – говорит она во внезапном прозрении. – А он хочет всего сразу. Потому-то и Колчу держал. Потому-то нетронутую душу ищет. Всю-то он мудрость превзошел, талантом он не обижен, души только нет. Души только в нем и нету. А что талант? Талантливых волшебников много! Состоявшихся мало. Сочти! Что талант, коли души нету! Вот он и рыщет по свету, где бы чужой души подзанять.