Анна Йоль - Травница

Когда я «вернулась с упорной работы в поле», меня встретил жених-всей-моей-жизни и с плутовской усмешкой спросил:

— И как тебе мой леденец?

Я почти закатила глаза от такой похабщины. Так, и хотелось поинтересоваться: давно ли у него закончился пубертатный период. Травки, может, какие успокаивающие посоветовала бы, ту же настойку из Пьяного Матроса…

Но собрав всю волю в кулак и все своё жалкое артистическое «Я» с диким восхищением и ликованием ответила, что это самая вкусная конфета в моей жизни! И вообще все это время я только ради этого жила!

Он повёлся, да так сильно, что даже я удивилась:

— Ну, все ясно с тобой, — в манере Халвена произнёс он, а у самого рожа раскраснелась только так. — Будешь хорошо себя вести — ещё принесу.

Закивала я в ответ с не меньшим энтузиазмом.

И пронеслась моя неделя в ожидании мужа Тивы — словно ветер. Это было самое весёлое время в Гномьем Царстве ( Лесная Долина, но мне так больше нравиться). Дурочка из меня получилась отменная — десять из десяти. Да и очаровательная! Илкей, голову от меня-то потерял — конфеты дарил, комплименты делал и на сеновал зазывал! От последнего, весьма романтичного предложения, я конечно отказалась.

А Труда и её подкаблучник с амбициями полностью уверились в моей узколобости. Внимания обращать на меня совсем перестали, да и относились больше как мебели: Халвен игнорировал, а блондинка… Как всегда вроде и говорит со мной, а в реальности живой собеседник ей без надобности — продолжает болтать, даже когда ей не отвечаешь. Я думаю, что когда меня не было — она разговаривала со стенами…

Но весь этот расклад был мне на руку. Никто из них не обратил внимание, на то как я потихоньку выносила свои вещи. Первыми пошли склянки, редкие сготовленные травы, мази и припарки. Все ценные вещи я старалась держать при себе: кошелёк с монетами был привязан к брюкам и спрятан под рубахой, в её внутреннем кармане сложена дорожная грамота. Ещё со мной всегда был небольшой нож. Им я срезала травы, грибы, сковыривала кору, ну и в случае опасности можно попытаться выколоть глаз. К ножу я пришла не сразу, только после того, как от постоянного вырывания травы у меня неплохо так разъело кожу на руках. Но и пока к ножу приловчилась: руки все порезаны были.

Из крупных вещей был только сундук с одеждой и уходовыми принадлежностями, который я прикупила из «зарплаты». Его я выносила под предлогом смазать лаком от заноз, но так как он «уж больно пахуч» лучше сделать это за домом. Илкей галантно предложил его туда отнести, но у бедняги уже на полпути чуть пупок не развязался.

Сундук «лакировался» на уличке до темноты и дожидался, Яримы и Вайкея. Последний был мужем Тивы. Он, как и жена был довольно высок, как на гнома (почти мне по плече) с густой русой шевелюрой и бородой (в Красном Листе я единственная темноволосая). Его серые глаза и в отличие от Халвенвских, смотрели на мир с теплотой.

Я даже как-то совершенно бестактно спросила у Тивы, что она нашла в Халвене. На это женщина так тяжко вздохнула и стало понятно, что этот вопрос она слышит не впервые.

— Да не нравился он мне никогда. Только он за мной бегал, даже преследовал. — Разводила женщина руками. — Ну вот я и уехала от греха подальше, благо Труда его охмурила. А так мне всегда был Вайкей мил.

Я с лукавой улыбкой, понимающе кивнула в ответ. Не мил бы он был, ага. Хозяйственный, добрый, да и ещё смотрит на неё с такой любовью!

Такой мужчина, жаль только низкий и женат…

В последний день я так и сказала: «СЬЕЗЖАЮ!». Ах, если бы я не поддалась своему садистскому желанию высказать все в лицо, а сообщила постфактум или записочку послала: «Я съехала. P.S. Труда — ты завистливая стерва» — проблем было намного меньше.

Поначалу они ничего не поняли. Первой опомнилась блондинка: пока я ничком пробиралась к выходу она успела залететь в мою бывшую комнату. Там соответственно я оставила все в первоначальном виде — как заезжала: зеркало, кровать, здоровый сундук.

Потом начался скандал. Дети, помогите узнать: кто больше всех верещал?

— Предательница! Да как ты смеешь после всего, что мы сделали! — она демонстративно хваталась за сердце и картинно надрывала голос. Как хорошо, что я выпила мой «ромашковый чай» перед всем этим цирком. Теперь так любо-дорого за этим всем наблюдать.

— Душу в неё вложила! Спасла её! — не унималась Труда. Глаза зажмурила, головой вертит, тяжело вдыхает, а выдыхает почти со свистом. Чем вам не агония? — Выходила её! Всему научила! Она что? К вражине съезжает!