Инна Сударева - Судья Королевского дома

Могильщики разровняли холм, и он дал знак всем уйти. Слезы просились наружу, и их никто не должен был видеть, кроме ивовых ветвей, таких же скорбных и поникших.

Весь оставшийся день и всю последующую ночь он просидел на земле у могилы своей Королевы и, глядя на холм, что укрыл ее в себе, в который раз жалел, что он жив и что его глаза видят такое — могилу любимой жены...

— Вы уже три дня ничего не ели, — заметил доктор.

— Я знаю.

— Смею заметить, государь, что так нельзя.

На эти слова он лишь пожал плечами.

Они стояли на берегу озера, что окружало Цветущий замок — родовое гнездо Короля. Он, худой и бледный, с неподвижным взглядом, рассеянно бросал в воду мелкие камешки и так же рассеянно наблюдал за волнами, на которых колыхались крупные влажные кувшинки. Эти белые цветы напомнили тот день в конце апреля...

Она была так хороша со своим круглым животиком, в легком белом платье и с распущенными огненными волосами, когда он катал ее здесь на этом озере на лодке. А как замирало сердце, когда она неосторожно перегибалась через борт, чтобы сорвать кувшинки, и смеялась, видя страх в его глазах:

— Не свалюсь — не бойся.

Не бойся... Легче сказать, чем сделать...

Он боялся с той самой минуты, как она забеременела. И никогда он не испытывал такого страха. Стоило ей споткнуться или слишком резко повернуться, и его сердце колотилось, словно горошина в погремушке... Погремушку он сам вырезал из липы для их будущего малыша...

— Нельзя падать духом, государь. — Голос доктора прервал воспоминания. — Вы Король, от вас зависит жизнь целого государства... Вы отец, в конце концов, и вы нужны своему сыну.

— Я знаю, — очередной ответ.

Липовая погремушка. Ею иногда стучит нянька в детской, и сердце его обрывается от этого звука...

Тут доктор рискнул, ни много ни мало, жизнью: схватил Короля за плечи и пару раз жестко встряхнул:

— Очнитесь, сэр! Я же пытаюсь вернуть вас к нормальной жизни! Помогите же мне!

— Я должен уехать. — Он так и продолжал смотреть словно сквозь доктора, и встряска ничуть его не расшевелила. — Если я останусь — я сойду с ума... Без нее я сойду с ума... Да, я уеду...

Доктор отпустил его, недоуменно подняв брови.

— Путешествие, — чуть бодрее сказал государь, — это мне поможет, думаю... А как вы считаете?

— Но ваш сын? А страна? Как же все это без вас?

— Моему сыну всего пару недель, и ему нужнее няньки, а страна... Все спокойно, все стабильно, все на своих местах... Для Королевства я сделал все, что было нужно... И у меня достаточно советников и министров, чтобы в мое отсутствие все было в порядке. Год-два — и я вернусь. Как раз придет время учить сына держаться в седле. — И он слабо улыбнулся. — Отдайте все необходимые распоряжения насчет моего отъезда.

— Кто будет сопровождать вас, государь?

— Никто. Я еду один...

Деревня Перепутье, что в южном округе Снежного графства, всегда жила весело. И именно потому, что располагалась на перепутье. Здесь то и дело появлялись новые люди, путники, которых гостеприимно встречали в местной харчевне «Крестовище». Не было вечера, чтоб за ее столиками и стойками не собирались местные жители, чтобы посудачить о новостях, которые принес последний путешественник. Само собой, за этими разговорами выпивалось много пива и вина, и съедалось прилично закуски из хозяйских погребов. И «Крестовище» процветало. А для некоторых путников платой за ночлег и стол в харчевне иногда был просто занимательный и желательно долгий рассказ о собственных странствиях и о тех диковинах, что они повидали. Такие повествования собирали много народу и приносили хозяину немалые барыши.

Поэтому когда в жуткий ливень с градом в «Крестовище» буквально ввалился путник в черных кожаных одеждах, с которых ручьями текла вода, хозяин Акил первым делом толкнул ногой дремавшего у теплого очага мальчишку, чтоб тот подкинул в огонь сырое поленце. Дым из трубы харчевни был сигналом для жителей Перепутья, что у Акила новый гость.

— Добрый день, господин рыцарь, — почтительно поклонился хозяин, видя добротные одежды путника, его длинный меч за спиной и широкий кинжал на бронзовом наборном поясе. — Хотя что я говорю: какой он добрый. Как зарядил с утра, так и льет, ливень распроклятый... Прошу вас, к огню поближе, снимайте куртку и сапоги — я дам вам сухие.

Брови путника удивленно приподнялись — видно, не везде он встречал такое радушие.

— Благодарю, у меня есть свои, — предупредил он Акила, который уже выудил из-под стойки пару крепких, но сильно поношенных сапог.