Инна Сударева - Судья Королевского дома

— То, что ты говоришь — ужасно...

— По крайней мере, я не лгу. И не буду лгать тебе, и в ней не буду поддерживать ложных надежд. А они есть — я чувствую, я вижу. — Фредерик покачал головой. — Они всегда были... Бедная девочка...

— Судьба слишком жестока к ней, — уже сквозь слезы проговорила дама Ванда.

— Мы сами себе все устраиваем. — Голос Короля зазвучал жестче. — Была бы она порассудительней — не было бы этой «жестокой судьбы». Перестать думать обо мне как о любовнике или супруге, ей надо было сразу же. Тем более, я никогда не давал ей повода так думать... И с Элиасом у нее ничего не вышло... Глупая, бедная девочка...

— Ее оправдывает то, что она тебя любит... Это же всем видно — не только тебе.

— Для нее — это главная проблема. Было бы лучше, если бы Марта побыстрее с ней справилась...

Ванда качала головой, почти со страхом глядя на так внезапно ожесточившееся лицо Фредерика:

— Не знала я, что ты стал таким...

— Каким?

— Жестоким.

Фредерик на это лишь хмыкнул:

— Я пятнадцать лет в Судьях. И я реально смотрю на то, что есть, и на то, что может быть. А реальность почти всегда жестока. Разве не жестоко судьба с самого начала обошлась с Мартой? И неужели я более жесток, чем те, кто продал ее в рабство в публичный дом? Я, наоборот, пытаюсь вернуть ее к реальности. Я сделал все, что мог. Я нашел ей жениха, я благословил ее помолвку. Элиас был блестящей партией. То, что произошло, в голове не укладывается...

Ванда, все качая головой, встала:

— Не переговорить мне тебя, Фред.

— Разве дело в том, кто кого переговорит?

Она глянула на молодого человека с укоризной:

— Скажи мне лишь одно, Фред.

— Что?

— Ты любишь ее? Хоть немного?

— Люблю, — тряхнул головой Фредерик. — Как верного друга и хорошего человека...

Марта уложила Гарета в колыбель, накрыла легким покрывалом, так как ночи теперь были теплыми, поцеловала в лоб и замурлыкала для него колыбельную. Никто никогда не учил ее этому, но она подбирала самые простые и ласковые слова, какие знала, и пела. И малыш засыпал, улыбаясь и слегка чмокая губами.

Задернув шторы на высоком узком окне, она зажгла ночник на столике, позвала из соседней комнаты младшую няню, которой полагалось дежурить ночью у колыбели королевича. Пухлая румяная деревенская женщина-кормилица в просторном домотканом платье, бесшумно вошла, присела в глубокое кресло у ночника и принялась за вязанье.

— Я прогуляюсь, а потом сменю тебя, — кивнула ей Марта.

Она вышла в гулкий коридор, прикрыла за собой дверь и вздохнула. Как трепетало все внутри. Потому что где-то, совсем рядом, был он. И ей хотелось видеть его именно сейчас, чтоб убедиться: не сон то, что он вернулся. Шурша платьем, она легко и быстро заскользила по коридору на галерею, оттуда, по лестнице — в нижние, уже сонные, залы и — в сад...

Марта нашла Фредерика за крепостной стеной, под ивами на берегу озера. Как более года назад — после похорон супруги — он стоял и рассеянно бросал в воду камушки. Она просто подошла сзади, почти не дыша, и обняла его за плечи. Потому что не было больше сил сдерживаться. Столько лет сдерживаться...

— Я боялась, боялась, — шептала она, прижимаясь к нему всем телом.

— Боялась? — спросил Фредерик, тоже боясь — боясь обернуться.

— Боялась, что больше вас не увижу. — И Марта поцеловала его в затылок.

Он промолчал, невольно позволив ей это. Давно женские руки его не обнимали, а губы не касались его тела. Что бы там ему ни думалось, что бы ни говорилось совсем недавно, а это было приятно, очень приятно. И улеглась изматывающая буря, что поднялась в нем после беседы с Вандой.

— Я люблю вас, — вновь тихий нежный голос девушки. — Только ничего не говорите, потому что, что бы вы ни сказали, ничего не изменится.

Фредерик и не говорил. У него кружилась голова, а по телу пробегала так давно не тревожившая его теплая дрожь.

— Никто никогда не займет вашего места в моей душе, — шептала Марта. — Даже я сама ничего не могу сделать.

Он повернулся к ней, посмотрел прямо в глаза. Они мерцали так близко темным омутом.

— Зачем? Зачем ты мне все это говоришь? — почти простонал Фредерик, чувствуя, что погибает, а сил бороться, спасаться — нет.

— Сколько же мне молчать? — сказала Марта, положив руки ему на плечи. — Каждую ночь я вас во сне вижу, и каждый день хочу быть рядом с вами. И еще хочу вот этого. — И она страстно поцеловала его.

— Марта! — воскликнул Фредерик, почти вырвавшись из ее рук. — Я умоляю!