Александр Плахотин: Тень Скорпиона

— Судьба… Никто не смеет ее исправлять… — И растворился над дорогой облаков.

Божок, придя на гору Старейших, рассказал о встрече.

Седобородый, встав с выточенного руками тленных из цельного минерала кресла, призвал к себе четверых.

— Найдите Книгу. Уничтожить вам ее не удастся, поэтому просто спрячьте ее. Призовите Красу Неба на ее стражу. Наложите замок, но помните: если смертные найдут ее, все мы потеряем имена.

Четверо сделали свое дело. Спрятали Книгу среди вековых лесов и гор, на одной из граней Кристалла .

И не то по року судьбы, не то по воле Непроизносимого, но именно в этом мире две сестры родили в один год и тот же месяц мальчика и девочку, которые и положили начало династии царей.

И были они прокляты смертными и тем, чье имя никогда не произносится…

Так началась месть Бога, которого в суетной жизни своей забыли люди.

Быстро-быстро перебегая от одного дерева к другому, девушка то и дело оглядывалась — не заметил бы кто. Солнце уже село за верхушки деревьев, и видеть в надвигающейся темноте становилось все труднее. Кое-как разобрав, где находится, она вышла на широкую лесную поляну с неказистым, скособоченным бревенчатым домом. Поправив съехавший платок и немного отдышавшись, она украдкой осенила себя знаком креста в круге и, собравшись с духом, засеменила маленькими ножками к избе.

Сидевший на еще не развалившемся крыльце старый толстый кот при неярком свете из окна казался еще более черным и массивным, чем на самом деле. Перестав на мгновение умываться, котяра безразлично взглянул на вечернюю гостью и, громко мяукнув, словно объявляя о ее приходе, продолжил вылизывать лапу.

Девушка, еще раз перекрестившись и шепотом помянув Единого и Отца Его, робко постучала в приоткрытую дверь.

— Матушка Мийяра, вы дома? — И отступила на шаг от порога.

— Дома, дома… где ж мне еще-то быть? — ворча, появилась в проеме двери сгорбленная женщина.

На вид и семьдесят, и все сто. Если бы не горб и абсолютно голый череп — память о перенесенном море, то ей можно было дать и не больше сорока. В деревне говорили, что в молодости Лысая Мийяра была чудо как хороша. «Не иначе, — шептались селяне, — от Нечистого краса такая, от Отродья».

Не всякий, кто хотя бы раз узрел статную чернобровую прелестницу, мог просто забыть увиденное.

Деревенские парни, да и грешным делом седовласые мужики, толпами ходили за первой красавицей, пока однажды проезжавший летом через деревню знатный вельможа не обомлел, встретив Мийяру, и силой не увез ее с собой в столицу, в великий Уилтаван.

Минула не одна весна. Легли в землю за деревенской околицей сначала отец, а следом и мать Мийяры. Под осиротевшим очагом поселились муравьи да шепот сквозняков. Уносила годы река Вира, что огибала село, впадая в воды могучего Келебсира. И вот однажды по дороге, что брала свое начало от Перекрестка Семи Дорог, мерно застучали копыта, заскрипели колеса крытых повозок. В деревню после пятнадцати лет отсутствия вернулась Мийяра.

По бокам от нее стояли два отрока — четырнадцати и двенадцати лет.

Слуги сгружали тюки с телег. Дюжие работники зазвенели топорами, возвращая заброшенный дом к жизни.

Деревенские заприметили сразу, как изменилась их первая красавица.

Полный брезгливости властный взгляд. Походка, жесты, речь — все говорило о том, что на родину вернулась едва не сама королевна . Но первое, что сразу бросилось всем в глаза, — это обруч, придерживающий на голове богатый покров, как то водится у жителей дальнего жаркого Юга. Настороженно восприняли эту пустяковину старухи: «Не к добру это… Не по-нашему…»

Уже потом ребятня, возвращавшаяся поздним вечером из грибного похода, увидела Мийяру, нагой купающуюся в Вире. На голове у женщины не было ни одного волоска.

Дакки, деревенская знахарка, объясняла досужим бабам, что это результат перенесенного недуга. «Не иначе как от потешной болезни, — хихикала Дакки, — а может, и от мора, что в позапрошлом годе был».

Так или иначе люди сторонились ее. Деревенские пацаны пару раз поколачивали Локо и Инвара, сыновей Мийяры. И, как часто бывает, однажды крестьяне попытались вызвать возвращенку на откровенный разговор. «А как же! В поле не работает, хозяйство не ведет, дома сидит и с голоду не пухнет! Непонятно это, а значимо, нехорошо».

Но с чем пришли соседи, с тем и ушли.

Прошел год. Неожиданно для всех Инвар, младший сын Мийяры, сдружился с дочерью старосты хохотушкой Ули. Дело кончилось тем, что староста не вытерпел, глядючи на это, и, не тратя времени на пустые разговоры, избил паренька.